Куприн: Возмутитель спокойствия - [64]
Конечно, читатель узнал Куприна и Негодяя. Представим остальных. Акробат — это лучший клоун петербургского цирка Чинизелли, итальянец Жакомино (Джакомо Чирени). Богатырь — борец Иван Заикин. Рыжий — легендарный одесский спортсмен Сергей Уточкин. Негр — борец Хаджи Мурзук из Туниса. И, уж конечно, вокруг этой экзотик-компании кружили вездесущие одесские журналисты: тонкий, элегантный местный корреспондент сытинского «Русского слова» Илья Абрамович Горелик, главред «Одесских новостей» Израиль Моисеевич Хейфец и другие, помельче.
С Заикиным Куприн познакомился именно в Одессе.
«Удивительное дело: мы с ним как-то сразу перешли на ты, — вспоминал Заикин.
— Откуда ты? — спрашивает меня знаменитый писатель.
— Я-то?.. Из Симбирской губернии.
— А... симбирский обротник.
— Обротник, а ты откуда?
— Я пензенский.
— А... Пенза косопузая»[247].
До конца своих дней Заикин будет рассказывать о Куприне с восторгом и придыханием, считать его самым близким человеком, почти отцом. Александр Иванович тоже примет близко к сердцу этого «милого губошлепа», как назовет его в одном из писем, и станет, как ни странно, его ангелом-хранителем. Зная о том, что Заикину с его силищей нельзя ввязываться в драки — убьет! — он не раз в последний момент останавливал друга: «Ваня, ради меня!» Близкие атлета знали этот универсальный рецепт и в крайних случаях к нему прибегали.
Это одесское окружение Куприна не походило на столичных «психопатов» — «венских друзей» писателя. Оно помогало ему создавать новый, «здоровый» имидж спортсмена. «Критика и публика начинают меня забывать, — жаловался Куприн приятелю. — Денег нет, никто меня не любит»[248]. Чтобы критика и публика его не забывали, Александр Иванович организовал несколько громких акций.
Первую он осуществил сразу по приезде в Одессу, и теперь уже хватался за голову местный генерал-губернатор Толмачев. Куприн и компания заявили, что полетят над городом на воздушном шаре. Толмачев опасался, что они станут с воздуха разбрасывать прокламации. Но что он мог поделать с этими людьми, которые были неприкасаемы в силу своей огромной славы? «...если есть в Одессе два популярных имени, — писал Куприн, — то это имена Бронзового Дюка... и Уточкина» («Над землей»). В то время Уточкин болел воздухоплаванием, и одесская публика болела воздухоплаванием, и редактору «Одесских новостей» Хейфецу нужна была сенсация, и вот — летят! Заинтересованы были все стороны: одесский аэроклуб получал рекламу, потому что полетами на шаре тогда зарабатывали; Хейфец в перспективе получал от Куприна очерк о полете для своей газеты; Куприн же — прекрасный повод напомнить о себе.
Друзья каркали по поводу даты полета: 13 сентября. Уже знакомый нам поэт Федоров разразился эпиграммой:
Конечно, это была сенсация. Собралась тысячная толпа с журналистами всех мастей. За Куприным ходили по пятам: «...тащат сниматься, щелкают кодаком один раз, другой, третий, просят не шевелиться, наклонить голову влево, вправо, назад и принять непринужденный вид» («Над землей»). И полетели во все концы и газеты фотографии: писатель Куприн в гондоле воздушного шара с пилотом Уточкиным и журналистами Хейфецем и Гореликом; шар на расстоянии сажени от земли; 35 метров от земли... Толпа с азартом наблюдает, задрав головы; много гимназистов и женщин... На одном из групповых снимков (Куприн и провожающие) можно разглядеть Елизавету Морицовну в кокетливой белой шляпе.
Петербург, конечно, отреагировал, но не так, как хотелось бы Куприну. Похоже, там никто не поверил в искренность его спортивного порыва. Карикатурист «Нового времени» (1909. 3 октября) изобразил гондолу, в которой разместилась теплая пьяная компания. Куприн мирно спит; некто свесился тряпочкой за борт; негр Мурзук с каким-то еще бодрствующим участником полета продолжают пить. И подпись — цитата из очерка Куприна о полете «Над землей»: «...мне кажется, что я нахожусь в каком-то сладком, легком, спокойном и ленивом сне, в котором забываешь о времени и пространстве. Наши ощущения уже в достаточной мере устоялись».
Наш герой, не чувствуя, или не желая чувствовать оттенков, продолжал чудить. И вскоре после воздушного шара столица уже разглядывала в газетах его фотографии в водолазном скафандре и читала о том, что он опускался на дно моря в Одесском порту: после пятиминутной подводной экскурсии писателя подняли, но он стал протестовать, выпил коньяку — и опустился вторично, а потом и в третий раз... Случайными свидетелями этого потрясающего зрелища стали «рабочие, моряки, босяки, чины портовой администрации»[249]. Конечно, некоторые, особенно из литературной братии, задавались вопросом: случайно ли при этом оказались фотограф и корреспондент «Одесских новостей»?..
Пока Куприн осваивал в Одессе спортивное поприще, Петербург готовил ему удар. Актер Николай Ходотов, премьер Александрийского театра, написал пьесу «“Госпожа” Пошлость», при чтении которой Батюшков, в то время глава Театрально-литературного комитета, оторопел. Один из героев пьесы, литератор Гаврилов, был вылитый Куприн. И вел он себя не лучшим образом: цинично торговал своими рукописями и почти постоянно был пьян. Батюшков предупредил Куприна, и тот, как говорится, вышел из берегов.
Саша Черный (1880–1932), знаменитый сатирический поэт, по одним оценкам — «безнадежный пессимист», по другим — «детская душа». Каким был этот человек, создавший язвительную картину своей эпохи и вдруг развернувшийся к противоположным жанрам? Что заставляло его бросаться от сатиры — к лирике, от революционных манифестов — к религиозному миссионерству, от ядовитых политических памфлетов — к стихам для детей? По каким причинам он ушел из процветающего журнала «Сатирикон»? Отчего сторонился людей, хотя в круг его общения входили Куприн, Аверченко, Горький, Чуковский, Маршак? Почему всю жизнь искал «вершину голую»? Как вышло, что он прошел всю Первую мировую войну, а в решающие дни 1917-го оказался в Пскове, эпицентре переломных для державы событий?.
Аркадий Аверченко (1880–1925) — титулованный «король смеха», основатель, неутомимый редактор и многоликий автор популярнейших журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон», выпускавший книгу за книгой собственных рассказов и умудрившийся снискать славу эпикурейца, завсегдатая ресторанов и записного сердцееда, — до сих пор остается загадкой. Почему он, «выходец из народа», горячо приветствовал Февральскую революцию и всадил своей знаменитой книгой «Дюжину ножей в спину революции» Октябрьской? Почему Ленин ответил на «Дюжину ножей» личной рецензией, озаглавленной «Талантливая книжка»? Почему, наконец, ни одна из «историй сердца» не довела юмориста до брачного венца? Виктория Миленко, кандидат филологических наук, севастопольский исследователь жизни и творчества своего земляка, предприняла попытку дать объемное жизнеописание Аркадия Аверченко и ответить на многие вопросы, объединив зарубежные исследования, отечественные наработки и свои открытия как в архивных фондах, так и в истории семьи писателя, разыскав его здравствующих родственников.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.
Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.