Купание голышом - [120]

– Нет-нет, все прекрасно, – сказала Морин, – даже навоз. Спасибо тебе, Эрл.

– За чё это?

– За свободу. За то, что ты – мой сэр Галахад. За то, что спас меня из «Неземного поместья»!

Она притянула его к себе и чмокнула в щеку.

– Ладно тебе, хватит.

Тул ощутил, что краснеет.

Никто и слова не сказал против, когда он нес Морин из лечебницы. Никто не посмел встать у него на пути.

Она уже несколько часов не спала, сидела в кровати и ждала, держа сумочку на коленях.

Выдернула внутривенную трубку из руки и сходила в ванную. Сняла больничную одежду и натянула легкое платье, голубое, как барвинок. Причесалась, подкрасила губы помадой, нанесла каплю румян на щеки. Оставила записки дочерям, чтобы не волновались.

Во время завтрака пришла адская медсестра, уставилась на Морин как на психичку, принялась ее ублажать, уверять, как здорово она сегодня выглядит, взбивать ей подушки – и все это время пытаясь обманом заставить ее лежать тихо, чтобы воткнуть ей другую иглу.

Но Морин энергично сопротивлялась, заставив медсестру ретироваться. Вскоре явились два прыщавых санитара-тяжеловеса, и тот, что покрупнее, схватил Морин за руки, а второй попытался прижать ее ноги, при этом медсестра топталась с приклеенной улыбкой, сняв крышечку со шприца и прицеливаясь.

Тут-то и появился Тул, весь блестящий от пота, гигантский, пахучий, и заблокировал дверной проем. Его рабочие ботинки покрывала корка, комбинезон косо висел на плечах, обнажая грязную обертку из бинтов, как у мумии. Влажные, спутанные, черные как смоль волосы на руках и шее издали походили на изощренную татуировку.

– Уберите руки, – без малейшего проблеска эмоций произнес он.

Санитары немедленно отпустили Морин и попятились.

– Все в порядке, Полли, – сказала Морин дрожащей медсестре. – Это мой племянник из Нидерландов. Тот самый, о котором я тебе говорила.

Тул протопал внутрь, поднял Морин с кровати, вынес ее из комнаты, пронес по коридору, потом мимо регистратуры и через двойные двери на круговую подъездную дорожку, где оставил красный, как яблоко, пикап «Ф-150 суперкаб», купленный вчера за 33 641 доллар наличными.

Тул с трудом подсчитал, что в «Самсонайте» осталось больше 465 000 долларов. И полно места для тридцати одного фентанилового пластыря, украденного им из дисконтной аптеки в Бойнтон-Бич – лекарство предназначалось для Морин, не для него.

– Какая красота! – воскликнула она при виде нового грузовика. – Но мне, наверное, нужна стремянка.

– Неа, – ответил Тул и без труда водрузил ее на пассажирское сиденье.

В пикапе были отделанные кожей «капитанские» кресла, уйма места для ног, великолепный кондиционер и глубокая грузовая платформа, где уместился весь урожай дорожных крестов, которые Тул аккуратно, один за другим, выкорчевал из-за трейлера. Это заняло большую часть ночи.

Напуганная ужасным состоянием его повязок, Морин настояла на том, чтобы Тул нашел врача. Несколько миль она умоляла, и наконец он неохотно съехал с основной магистрали в районе реки Киссимми и отправился на ранчо на берегу. Знакомый ветеринар, подгоняемый мольбами Морин, согласился вынуть из Тула обе пули.

– Скоро ты почувствуешь себя новым человеком, – заявила Морин, бросая пули в свою сумочку. – Он дал тебе что-нибудь от боли?

– Ага, как для быков, – ответил Тул. По правде говоря, ему было чертовски хорошо. – Ну, куда хошь ехать?

– Эрл, могу я задать тебе личный вопрос?

– Конечно. – Они тряслись по узкой пыльной дороге, прочь от ранчо. Тул приглушил радио – какую-то слащавую песенку об одиночестве и горе на дороге.

– Вообще-то это не мое дело, – начала Морин, – но любопытно, как ты смог позволить себе такую колесницу на зарплату охранника?

Тул обдумал ответ, хорошенько присосавшись к бутылке теплого «Маунтин Дью».

– Ну, понимаешь, – сказал он, – за некоторые дела получше платят.

– Значит, это было хорошее дело?

– Если подумать – хорошее, да, – согласился он. – Теперь я спрошу, лады?

– Справедливо.

– Где бы ты больше всего хотела отдохнуть?

– В смысле, если бы могли поехать вообще куда угодно?

– Я о том и толкую, – произнес Тул. – Мы можем поехать куда угодно. Тока скажи куда.

Морин смотрела в окно. Ее волосы на солнце казались тоньше и белее, но глаза были синими и яркими, как море. Тул легко представлял ее юной, не столько по чертам лица, сколько по открытому, безмятежному выражению.

– Сейчас еще весна, да? – спросила она.

– Да, мэм, апрель. Скоро май.

– Я все думаю о пеликанах. Они, наверное, полетят на север.

– По телевизору грили – до самой Канады.

– Да, в Канаду, я помню, – согласилась Морин. – Замечательно, правда?

– Вот небось удивительно – тысячи больших белых птиц все вместе по небу летят. Домой, – произнес Тул. – Да, вот бы мне посмотреть.

– Мне тоже, Эрл.

– Ехать далеко. Уверена, что выдержишь?

Она наклонилась и хлопнула его по уху.

– Не волнуйся обо мне, здоровяк. Твое дело – вести машину.

– Да, мэм. – Тул, сияя, потянулся к радио. – Музыку, а?

Карлу Ролваагу снилось, что его очень медленно душит бледная шелковая петля. Он проснулся, хватаясь за горло, и обнаружил, что вокруг него уютно обернулся мускулистый белый хвост. Через несколько весьма интересных секунд детектив умудрился высвободиться и включить лампу. Он проводил взглядом удаляющегося питона – по простыням, под кровать, в дыру, прогрызенную в пружинном матрасе. Разрезав обивку, Ролвааг нашел не одного, а обоих отсутствующих компаньонов, сплетенных в платоническом объятии. Осмотр не обнаружил ни на одном из них выпуклости размером с собачку или котенка. Напротив, змеи казались взвинченными и голодными.