Кунигас - [22]
Все, что он видел вокруг себя, представлялось ему теперь в ином свете. При мысли, что он должен вернуться на службу к немцам, предавать своих, его охватывала дрожь. Чувство мести, которое он так долго холил, вдруг обратилось в прах, а в ушах его раздавались песни матери, сестер и юных лет… Года, которые он прожил в забвении о своей родине, казались ему сном.
За что он мстил? У него отняли возлюбленную? Но кто был в этом виноват? Она ли?.. Обидчики ли?.. В этом он далеко не был теперь уверен. Он сейчас же воспылал местью… Ему помешали… Начали преследовать… Не он первый, не он последний… Все они, возлюбленная, насильники, давно в могиле… Умерли, нет ли, но Для него они были теперь тленом. Жива была одна лишь бессмертная мать-Литва… Он увидел здесь ее юношеский облик, услышал девические песни… Как же быть ему теперь подручным палачей, собирающихся удавить Литву?!
Такие мысли обуревали Свальгона, когда он возвращался под навес, где ему указали место на ночь. Улегшись, он долго боролся сам с собой, пока не заснул; а когда отяжелевшие веки сами собой сомкнулись, он заметался в тревожных сновидениях… Наконец и они потонули в непроницаемой тьме…
Когда Швентас проснулся, разбуженный суетой встававших от сна людей, то уже светало, и женщины и челядь городища хлопотливо сновали за утренней работой.
На покрытых золою очагах вспыхнула свежая лучина, всколыхнулось пламя. Ставили горшки. Женщины за работой напевали. Петухи приветствовали криком утреннюю звезду, как алмаз горевшую в одиночестве на небе; все сестры ее, бледные от утомления, попрятались в безднах неба.
Проснувшись, Швентас долго лежал, ясно ощущая свою двойственность: старого изменника и вновь обретенного сына Литвы. Ему казалось, что оба они ополчились друг против друга в его душе и собираются помериться силами; но старый испугался и куда-то сгинул.
Что же теперь делать? Он пришел, чтобы шпионить за Редой, а оказался у нее на службе. Не хотел повиниться в прошлом, но и не мог упорствовать в вине. Он вылез из соломы, на которой провел ночь, и пошел в гостиную избу, где был накануне вместе с прочими. Здесь уже раздавали прихожему люду молоко и пиво, и громкий смех и говор стояли в воздухе.
Свальгон присел в сторонке, поджидая дворового, который его привел. Тот пришел не скоро.
— Хорошо мне здесь у вас на даровых хлебах, — сказал ему Швентас, — но мало кому я пригодился. Я привык бродяжничать, и в четырех стенах мне душно. Пустите меня; но прежде чем уйду, хочу поблагодарить Реду… и сказать ей кое-что.
Дворовый не перечил. Кунигасыня Реда была на дворе, и удивленный свальгон издали заметил, что она сама управляется с дружинниками, стоявшими для обороны в замке.
На голове, поверх повойника у нее был шлык, а у опояски меч. Движения ее напоминали воина, готового, хоть сейчас, на коня и в бой. Она переходила от дружины к дружине, расспрашивала людей, одних бранила, другим отдавала приказания. Днем лицо ее показалось свальгону совсем иным: его можно было бы назвать еще прекрасным, если бы годы не наложили на него печать угрюмого страдания.
Швентас стоял с непокрытой головой и поджидал, пока она окончит смотр ратным людям. Он смотрел и изумлялся; а когда она грозила и громила, сам начинал трусить. Не раз доводилось ему переносить жестокости и суровые кары крестоносцев; он должен был преклоняться перед ними с проклятиями в душе. А голос Реды звучал так по-семейному, по-матерински, что если бы она приказала ему повеситься на первом суку, он побежал бы, и сам надел бы себе на шею петлю, и не допустил бы мысли, что Реда могла быть не права. Он все бы вынес от ее руки… даже смерть…
Реда подошла к свальгону, и он низко склонился перед ней.
— Матушка-княгиня, — сказал он, — я птица перелетная!.. На одном месте не сидится. Пойду на границу… на Неман, а потом… и сам не знаю. Стану справляться о твоем дитятке…
Глаза Реды сверкнули.
— Не раз случалось мне бывать в немецких городках, — продолжал он, — и кто знает… может быть, который из богов приведет меня… и шепнет на ухо? А след уж я найду…
Кунигасыня сдвинула брови и смотрела, долго не находя слов.
— Да хранит тебя добрый Альгис! — сказала она слабым голосом. — Иди! Ищи! Но я не верю, что мой ребенок жив. Если же все-таки найдешь его, но окрещенного в немецкую веру, если увидишь, что он нам враг… то… пусть даже приметишь у него горошинку за ухом и признаешь кровь, то… ничего не говори: ни ему обо мне, ни мне о нем… Не хочу такого сына!
Опустив глаза в землю, она постояла молча, но потом вдруг, точно спохватившись, что свальгон может уйти, унося в памяти сказанное, она добавила с страстною поспешностью:
— Нет! Нет!.. Пусть… если даже бы они его испортили на свой лад… и ни он меня, ни я его… не могли бы понять… то… нет!., хоть глазком хочу его увидеть!..
Свальгон молчал.
— Но… через столько лет… не может быть… — говорила она сама с собой, — не вернут мне боги сына!.. Иди, добрый человек! — прибавила она громко.
— Все говорят, что он жив… и сам я видел его вчера в воде… Духи являются нам иначе: слепыми, а тот был зрячий… Найдем его, матушка княгиня!
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812 – 1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма. В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.
«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).
Жизнь Сакена Сейфуллина — подвиг, пример героической борьбы за коммунизм.Солдат пролетарской революции, человек большого мужества, несгибаемой воли, активный участник гражданской войны, прошедший страшный путь в тюрьмах и вагонах смерти атамана Анненкова. С.Сейфуллин в своей книге «Тернистый путь» воссоздал картину революции и гражданской войны в Казахстане.Это была своевременная книга, явившаяся для казахского народа и историей, и учебником политграмоты, и художественным произведением.Эта книга — живой, волнующий рассказ, основанный на свежих воспоминаниях автора о событиях, в которых он сам участвовал.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
Основываясь на личном опыте, автор изображает беседы нескольких молодых офицеров во время продвижения в России, когда грядущая Сталинградская катастрофа уже отбрасывала вперед свои тени. Беседы касаются самых разных вопросов: сущности различных народов, смысла истории, будущего отдельных культур в становящемся все более единообразном мире… Хотя героями книги высказываются очень разные и часто противоречивые взгляды, духовный фон бесед обозначен по существу, все же, мыслями из Нового завета и индийской книги мудрости Бхагавадгита.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Зов морских просторов приводит паренька из Архангельска на английский барк «Пассат», а затем на клипер «Поймай ветер», принявшим участие гонках кораблей с грузом чая от Тайваньского пролива до Ла-манша. Ему предстоит узнать условия плавания на ботах и карбасах, шхунах, барках и клиперах, как можно поймать и упустить ветер на морских дорогах, что ждет моряка на морских стоянках.
Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.