Кумир - [7]

Вскоре в программе "Вечерние новости" Джон Чанссл-лор поведал телезрителям Эн-Би-Си о своей первой встрече с Терри Фэллоном:

— Было трудно поверить, что кто-то способен сделать карьеру в сенате Соединенных Штатов без поддержки мощного лобби[6], не запятнав себя политическими компромиссами, не дав прокурить себя дыму сигар в укромных кабинетах, где заключаются все сделки, но Терри Фэллон сумел обойтись без этого…

Повсюду в тот день — по радио, телевидению, в газетах — вас настигали слова Терри и его лицо, обвиняющее и одновременно бросающее вызов судьбе.

— Октавио Мартинес умер, чтобы… мы осознали правду,— провозглашал Терри, и было видно, как его пальцы отчаянно цепляются за край трибуны, помогая ему справиться с головокружением.— Его борьба — наша борьба. Его дело… наше дело. И его мечта… мы не имеем права позволить, чтобы она была похоронена вместе с ним.

Дэн Разер и Диана Сойер вместе следили за повторением этих кадров по специальной программе Си-Би-Эс "Смерть героя". Разер однажды побывал на базе контрас в Гондурасе, взял интервью у Мартинеса, окруженного своими боевыми друзьями.

— Но это ведь и наша борьба, Дэн? — настаивала Диана.— Наша, а не политиканов?

Разер потер переносицу и ответил:

— Да, наша. Или наших детей…

Уже после полуночи Тед Коппел завершил свои интервью с госсекретарем Крэнстоном и министром внутренних дел Никарагуанской республики Томасом Боргом. Они в течение получаса бросали друг другу горькие упреки и сердитые обвинения. Коппел хотел закончить вечернюю программу ключевым вопросом, который вырисовался в ходе дебатов. Тогда он снова прокрутил последние слова Терри Фэллона, сказанные им перед тем, как санитары уложили его на носилки и отвезли в "Уолтер Рид"[7].

На экране появилась ставшая уже знакомой за это время картина. Толпа агентов и репортеров,' притихшая и растерянная, окружает троих стоящих на трибуне людей. Седоволосый сотрудник секретной службы слева от Терри не в силах сдержать слез. Салли Крэйн устремила на Терри взор своих голубых чистых глаз, сверкающих на ее полном решимости лице. Она смотрит на него с выражением надежды и восхищения. Окровавленными руками оба поддерживают его под локти, а за его спиной трепещет на ветру американский флаг.

— Доколе, Америка? — вопрошает Терри, и в его негромком голосе слышны боль и мужество.— Доколе такие вот люди, как этот, будут погибать, прежде чем мы захотим их услышать? Сколько еще пройдет времени, пока мы поднимем наши головы… откроем наши сердца… сожмем кулаки… чтобы наши дети, их дети смогли жить в условиях свободы и мира?

После этих слов наступило молчание. Само время, казалось, остановилось.

Человек по имени Лу Бендер смотрел всю передачу от начала до конца.

Для него убийство Мартинеса было всего лишь неудобным инцидентом — скандалом, с которым следовало покончить как можно скорее и решительнее. И которым следовало воспользоваться.

Слова Терри были для него просто бормотанием идеалиста, впавшего в состояние шока. И весь поток теленовостей, обрушившийся на страну — все эти "Специальные выпуски", "Экстренные сообщения", "Ночные новости", "Тудей" и "Гуд морнинг, Америка",— тоже всего лишь классический пример того, как три акулы американского телевидения набрасываются на любую сцену насилия, так что террористический акт, совершенный каким-то темным одиночкой, сразу обретает глобальные масштабы. И когда Лу Бсндер выключил свой телевизор в семь тридцать на следующее утро, он испытывал отвращение от того кровавого спектакля, свидетелем которого стал.

Но он был вторым человеком в мире, понявшим: если Терри Фэллон сумел выжить, ему уготовано судьбой стать самой могущественной в стране личностью.

СРЕДА 10 августа, 1988 ДЕНЬ ВТОРОЙ

8.40

Лу Бендер прошел мимо секретарши президента, даже не удостоив ее кивком, и, толкнув дверь, вошел в Овальный кабинет. Сэм Бейкер повернулся в кресле, приветствуя его.

— В чем дело, Лу?

Бендер швырнул на разделявший их стол свежий номер "Нью-Йорк таймс".

— Вот наш человек!

Президент Бейкер молча взглянул на тянувшийся через всю полосу заголовок, набранный аршинными буквами:

ПОЛКОВНИК МАРТИНЕС УБИТ НА СТУПЕНЯХ КАПИТОЛИЯ.

Ниже, более мелким шрифтом, следовало:

"Сенатор Терри Фэллон выступил с обращением, которое потрясло нацию".

Текст сопровождали два фото: одно запечатлело убитого Мартинеса, другое — стоящего на трибуне Фэллона с видом посетившего землю Мессии.

— Наш? Потому что остался жив?

— Потому что стал знаменитым!

— Но что он за человек? Из чего сделан?

— Из того же, из чего делаются все стоящие кандидаты в вице-президенты,— из типографской краски.

Президент откинулся на спинку своего старого кресла. Он знал Лу Бендера уже двадцать девять лет. Опыт шести кампаний по выборам в конгресс и сенат и одной долгой битвы за место в Белом доме свидетельствовал: на суждения этого человека можно полагаться.

Седеющий политик в черном костюме, белой накрахмаленной рубашке с тонким черным галстуком, не достававшим до пояса. Коренастый, небольшого роста, с настороженными глазами, над которыми нависла копна седоватых волос, с изящными руками, которые постоянно находились в движении. Предстоящие президентские выборы, где Бейкеру надо было бороться за второй срок, были для Бендера лебединой песней. Впрочем, каков бы ни оказался результат, победа или поражение, для них обоих это была лебединая песня. Они плелись в хвосте и знали это. А до съезда партии оставалось всего восемь дней.