Культя - [29]
Даррен показывает пальцем.
— Чё это значит?
— А я почем знаю?
— Ну ты ж базаришь по-ихнему, по-кретински, нет?
— Я тока несколько слов знаю, и все. Не значит, что говорю. Просто выучил несколько слов у бабки.
— Все равно, ты знаешь больше моего.
— Ну да, но все равно я не понимаю, что это значит.
— Что «это»?
— Вон то. — Алистер дергает головой назад. — Там, на стене.
— Да я просто подумал, может, ты знаешь, вот и все.
— Сказал, не знаю.
— Ну лана, хорошо; не знаешь. Чё злишься-то?
— Не злюсь я. Просто устал чё-та. Задрало все.
— Верно. Надо было б коксу прихватить. Рискнуть, типа, авось с легавыми обошлось бы.
Они покидают деревню и въезжают в лес. Сосновый лес, значит — молодой, но все же достаточно высокий — тени гнездятся у корней и меж строевыми стволами. Достаточно старый, чтобы ветви переплелись, чтобы деревья столпились плотно, как друзья, как заговорщики. Встали стеной.
— Страшновато, а, Дар.
— Да мне в этих местах ваще страшновато, братан. Оттяпаем ему эту хрень и свалим нахер отсюдова.
Алистер смотрит, как длинные тени падают на капот. Тонкие, темные тени, будто жидкие.
Вдруг машину кидает поперек дороги. Одним внезапным мощным рывком.
— В БОГА ДУШУ МАТЬ! ДАРРЕН! ЁПТВАЮ!
Машина благополучно уворачивается от столкновения с оградой, двигатель визжит — это Даррен спокойно выправляет курс. Широко ухмыляется.
— Ты чё, ебанулся?
— Да не, просто хотел попробовать, че такое вести машину одной рукой. Передачи переключать и всяко разно.
— Самоубийство, ёпть, вот что это такое. Господи. Я чуть не обосрался, ей-бо. Господисусе.
— Как ты думаешь, тот однорукий козел, он машину водит? Я чё хочу сказать, если ты без руки, типа, может, бывает какая-то специальная машина для этого? Рулить-то просто, а вот передачи переключать затрахаешься. Даже если автомат, все равно.
— Может, какая специальная штука бывает. Ногой передачи переключать или чё.
— Ногой?!
— Ну да. Видал машины для инвалидов? Наверно, чего-нибудь да придумали. Может, тока с одной передачей.
— Тада будет жутко медленно.
— Ну, всяко быстрее, чем пешком ходить.
— Эт точно. Вонять будет, небось.
— Да уж не больше, чем от тя, дебил.
Даррен ухмыляется.
— Ну ладно, хватит скулить. Я тя чуточку развлек, скажешь, нет?
— Да я бы мог сам без руки остаться, бля!
— Да? Чё это?
— Если б мы разбились, типа. Представь себе, мы возвращаемся к Томми, и оба теперь тоже однорукие. Смеху было бы, а?
— Я — однорукий? Не смешно.
— Да не, я чё хотел…
— Если б тебе хотели отрезать, ну, если б кто-нить сказал, выбирай, мы те отрежем руку либо ногу, либо совсем замочим, ты бы чё выбрал?
— Руку, канеш.
— А чё так?
— Птушта одной рукой еще можно все делать. С одной ногой даже и не походишь толком, а с одной рукой, ну, можно делать все то же самое, тока неудобно будет. Левую лучше, типа. Не так страшно.
— Ну, мне главно, чтоб конец не отрезали, а так все равно. Слушай, а глаз? Если б тебе дали выбирать, сказали, руку, ногу или глаз?
Алистер закрывает один глаз.
— Ну, не так плохо. Ведь все равно все видишь, так? Но представь себе, каково, када у тя глаз отнимают, господи. Выкалывают, типа. А обезболивание будут делать?
— Кто?
— Ну эти. Которые будут мучить.
— А, ну да, как же. Они ж не захотят, чтоб те было больно, пока они будут выковыривать твой ебаный глаз, типа.
— Ну тада ладно. Пускай глаз.
Даррен секунду смотрит на Алистера как-то так, словно себе не верит, потом качает головой и отводит взгляд.
— А зажги-ка нам сигаретку, сделай милость.
Алистер прикуривает две сигареты, одну передает Даррену, тот затягивается изо всех сил и выпускает струю дыма прямо в спидометр.
— Слуш, я те про свою тетку рассказывал?
— Которую?
— Одноглазую. Мамкину сеструху.
— Не-а, вроде нет.
— Ну вот, она была малость не в себе. Я те грю: у ней шариков не хватало. Она такая отроду была, ну и поддавала сильно, тоже, знашь, мозгам не полезно. Квасила по-черному. В общем, када я еще малой был, она осталась без одной фары…
— Как?
— Чё?
— Как она осталась без глаза?
— Нинаю, не помню. Мож, болела, а мож, в аварию попала, или еще чё, я хочу сказать, не в драке, она драться не любила, тетка-то. Короче, ей выдали искусственный глаз, стеклянный такой, знаешь? Карий, птушта у ней были карие глаза, но ей всегда хотелось синий. Нравились синие глаза, типа. И вот, другая старуха, на той же улице жила, у ней тож был глаз стеклянный, но синий как раз, и вот моя тетка все время к ней таскалась, наверно, хотела поймать момент, када та старуха будет без глаза, чтоб его свистнуть. Бывало, утром зайдет, када старуха еще в койке, а глаз в стакане воды или в чем там.
— То зубы.
— Чё?
— Это вставные челюсти держат в стакане воды. А чё делают со стеклянными глазами, не знаю.
— Ну лана, короче, как-то моя тетушка умудрилась свистнуть этот синий глаз и стала его носить, вместо своего, но фишка была в том, что глаз той бабки ей был не по размеру, мал был. И вот прикинь, она с тобой говорит, и один глаз, карий, на тя смотрит, все путем, а другой, синий, крутится в глазнице как ненормальный. Уссаться можно. Когда тетка наклюкается, бывало, глаз так и крутится у нее в голове, ну, знаешь, вроде какой-нибудь дыни в игровом автомате. Ваще. Просто уссаться можно. Хотя тетке это нравилось. Она жутко гордилась, что у нее глаз синий, хоть и не по мерке. Но мой братан его разбил, када играл в шарики, так что ей пришлось опять носить карий.
Десять НЕЛЬЗЯ в Неаполе:НЕЛЬЗЯ брать такси в аэропорту, не зная точного маршрута.НЕЛЬЗЯ бродить по темным переулкам в районах, не предназначенных для туристов.НЕЛЬЗЯ переходить улицы так, как неаполитанцы, — чтобы научиться этому, требуется целая жизнь!НЕЛЬЗЯ возвращаться к прежней возлюбленной. В одну реку дважды ие войти!НЕЛЬЗЯ использовать свой убогий итальянский — если вы в состоянии заказать пиццу, это не значит, что способны правильно понять неаполитанца.НЕЛЬЗЯ воображать себя героем боевика — вы всего лишь в отпуске.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
«Человек на балконе» — первая книга казахстанского блогера Ержана Рашева. В ней он рассказывает о своем возвращении на родину после учебы и работы за границей, о безрассудной молодости, о встрече с супругой Джулианой, которой и посвящена книга. Каждый воспримет ее по-разному — кто-то узнает в герое Ержана Рашева себя, кто-то откроет другой Алматы и его жителей. Но главное, что эта книга — о нас, о нашей жизни, об ошибках, которые совершает каждый и о том, как не относиться к ним слишком серьезно.
Петер Хениш (р. 1943) — австрийский писатель, историк и психолог, один из создателей литературного журнала «Веспеннест» (1969). С 1975 г. основатель, певец и автор текстов нескольких музыкальных групп. Автор полутора десятков книг, на русском языке издается впервые.Роман «Маленькая фигурка моего отца» (1975), в основе которого подлинная история отца писателя, знаменитого фоторепортера Третьего рейха, — книга о том, что мы выбираем и чего не можем выбирать, об искусстве и ремесле, о судьбе художника и маленького человека в водовороте истории XX века.
Восточная Анатолия. Место, где свято чтут традиции предков. Здесь произошло страшное – над Мерьем было совершено насилие. И что еще ужаснее – по местным законам чести девушка должна совершить самоубийство, чтобы смыть позор с семьи. Ей всего пятнадцать лет, и она хочет жить. «Бог рождает женщинами только тех, кого хочет покарать», – думает Мерьем. Ее дядя поручает своему сыну Джемалю отвезти Мерьем подальше от дома, в Стамбул, и там убить. В этой истории каждый герой столкнется с мучительным выбором: следовать традициям или здравому смыслу, покориться судьбе или до конца бороться за свое счастье.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!