Куль хлеба и его похождения - [13]

Защищая семьи свои и оберегая возделанные поля, наши славяне, жившие там, где бродили печенеги и половцы и где теперь малороссийские губернии, несколько столетий провели в борьбе с врагами. Где не хватало княжеской силы, они вооружались сами, бросали плуги, брали мечи и копья, салились на коней, делались казаками, воинами, повольниками. Наездничали они и воинствовали, пока было с кем бороться, угоняли врагов и затем опять впрягали коней в плуги, опять становились мирными пахарями. Особенно удобно удавалось это делать тем, которые оставались назади, а впереди в диких лесах на севере расчищали пашни зашедшие раньше, наиболее сильные и предприимчивые. Встречаясь опять глаз на глаз с иноплеменниками, они старым порядком делались казаками, вступали в борьбу и обыкновенно побеждали противников и сливались с ними. Так, в особенности удачно выходимте у наших предков при встрече с финскими племенами на севере, и когда складывался Новгород, и приобреталась русскими Волга с притоками, создалось сначала Смоленское, потом Московское княжество, когда русские люди попали в суровые страны с холодной землей, с частыми хлебными недородами.

Начинаются в истории рассказы о гибели людей от страшных голодов: в 1023 году в Суздальской земле голод произвел народные мятежи; в 1071 году открылся голод в Ростовской земле. То от неслыханных жаров высыхали поля, и леса на болотах сами собой загорались, то от жестоких холодов вымерзали озими, то от проливных дождей выходила так называвшаяся в то время рослая рожь, негодная в пищу, то от обилия весенних вод затопляло нивы, и вместо зелени видели хлебопашцы одну только грязь. Народ питался мякиной, падалью, мохом, древесною пылью из гнили. Изнуренные голодом люди бродили, как тени, падали мертвыми, где ни попало; города превращались в обширные кладбища; трупы заражали воздух. Народ приходил в смятение, целые деревни пустели. Еще сильнее все брели врознь: то в виде голодных нищих, то переселенцев, то бродяг, которые готовы были на всякие преступления. По-прежнему никто не мог возбранить оставлять землю и идти на новые: сыновьям при отцах, племянникам от дядей, братьям от братьев и всем тем, которые не успели обязаться сроками и были свободны от всяких долгов и кабалы.

Вышло то, что населялись самые отдаленные страны: берега Белого моря, вятские и пермские леса и, наконец, Сибирь. Вышло и то, что скитальцами наполнилась Русская земля, из хлебопашцев стали делаться и невинные бродяги веселого промысла скоморошеством, кормившиеся гудком и скрипкой, и бродяги с воровскими и разбойничьими замашками. Сбиваясь в шайки, голодные люди становились опасными, а когда накоплялись таких шаек сотни, в разных местах начинались все тяжелые последствия бесхлебья и голодовок — внутренние смуты, междоусобные войны. Особенно памятно время лихолетья, когда голодные шайки скопились тысячами, над Русской землей и народом нависла тяжелая беда безгосударного времени; стали появляться самозванцы, и каждый находил себе в этих голодных, безземельных бродягах поддержку и защиту. Враги не замедлили воспользоваться несчастьем, и вся Россия осталась на краю погибели. Черносошные земские люди собрали последние силы и с торговым человеком во главе спасли отечество.

В это тяжелое время в судьбе наших земледельцев произошел крутой переворот: переходы крестьян сначала были стеснены, потом Борисом Годуновым воспрещены вовсе (около 1597 года). Велено всем оставаться на тех землях, на которых застал указ; переходцев стали называть беглыми, ловить и водворять на прежних местах. Сначала долго не могли с этим сладить, но тем не менее крестьяне сделались крепостными; владельцы имели право беглых разыскивать и наказывать. Когда призвали на царство Михаила Федоровича Романова, исчез и самый слух об Юрьеве дне, и народ выговорил памятную до нашего времени поговорку: Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. — Крестьяне стали писаться при земле; земля давала право быть крестьянином. Было можно быть без земли боярином, монахом, священником, но крестьянином быть без земли стало нельзя. Только по воде и земле мог он тянуть к городу или волости, то есть быть членом государства — мог продавать землю, дарить ее, завещать в наследство, отдавать в наймы.

Когда же окончательно прикрепились крестьяне к земле, власть землевладельцев стала мало-помалу расти, особенно когда лучшие земли стали попадать в руки сильных людей. Крестьяне делались холопами, рабами; крестьян начали продавать и менять сначала вместе с землею, а потом и одних, без земли, как товар. Сначала это было злоупотреблением, потом стало законом. Стали крестьяне оброчные, платившие подати владельцам, стали и издельные, или барщинные, трудом которых вполне распоряжался помещик. Крестьян мало-помалу начали приписывать к заводам и фабрикам и на вечные времена обрекать на тяжелые работы, без отдыха; стали превращать их в солдат и требовать от крестьян быть в одно и то же время пахарями и воинами, так называемыми военнопоселенцами. Крестьяне мало-помалу теряли свои права, тогда как права владельцев начали возрастать до сильных и неожиданных злоупотреблений. Крестьяне временами выходили из себя и поднимали бунты, но всегда должны были быть безгласны, лишены были почти всякой обороны от притеснителей. Их покупали, продавали и дарили сотнями и тысячами, и оптом, и в розницу: сына отдельно от отца, дочерей порознь от матерей. Снимут пахаря с земли и продадут или променяют его без земли, как безгласную вещь. Захотят продать землю, продают и ее возделывателя. Стал он в меньшей цене, чем земля его. Ни продавать, ни завещать ее он уже не смел. Крестьяне потеряли даже право жаловаться на притеснителей своих, на помещиков, находясь в полной их воле; их разоряли, секли, мучили…да всего и не перечесть.