Кукушата Мидвича - [51]

— Видимо, так и случится, — вновь вступила разговор Зеллаби, — Не ожидал я, что они созреют для этого так быстро. Я полагал, что должно пройти по крайней мере еще несколько лет… Русские предвосхитили это. Да и для Детей получился, пожалуй, большой сюрприз. Они отлично понимают, что ещё не готовы к активным действиям. Вот почему они хотят где-нибудь укрыться и достичь зрелого возраста в спокойной обстановке. Нам же необходимо сделать выбор: в первом случае — наша цивилизация с целью сохранения своей культуры и себя в целом обязана ликвидировать Детей, ибо, в лучшем случае, они будут доминантой в ней и их культура просто подавит нашу; с другой стороны, именно наша культура привила нам такие качества, как ненависть и неприятие незащищенных меньшинств. Но у этой палки есть еще и третий конец: отпустить Детей на менее развитую в технологическом и образовательном плане территорию — в этом случае нам останется только вспоминать уэллсовских марсиан — там хоть не стоял так остро моральный вопрос.

Мы молча слушали размышления Зеллаби вслух. Мне захотелось высказаться, но Зеллаби продолжал:

— При такой ситуации любое решение представляется аморальным. Что ж — единственное, что остается — действовать на благо большинства. От Детей следует как можно скорее избавиться. Жаль, я успел полюбить их за прошедшие девять лет. Что бы вам ни говорила моя жена, я лично думаю, что сумел с ними подружиться.

Он помолчал.

— Да, только одно-единственное решение, — сказал Зеллаби. — Но власти не способны его принять. Чему я, в принципе, даже рад. Потому, что не представляю, как его можно воплотить в жизнь, не затрагивая всю деревню.

Он остановился и глянул на заполненный солнечным светом Мидвич.

— Я стар и долго не протяну. Но у меня молодая жена и маленький сын. Мне нравится думать, что им еще предстоит долгая и, я надеюсь, счастливая жизнь. Конечно же, власти могут воспротивиться, но, если Дети захотят уйти, они уйдут. А наш гуманизм пересилит биологическую необходимость. День расплаты будет лишь отложен. Вот только незадача — на какой срок?

После чашки чая Бернард поднялся и начал прощаться с Зеллаби.

— Большего мне уже не узнать, — сказал он. — Чем скорее я представлю требования Детей властям, тем скорее дело сдвинется с места. У меня больше нет никаких сомнений. Я постараюсь убрать Детей за пределы страны, как можно дальше и как можно быстрее. Я многое повидал на своем веку, но не встречал зрелища страшнее обезличивания констебля. И, естественно, я постараюсь держать вас в курсе дела.

Он посмотрел на меня.

— Едешь, Ричард?

Я колебался. Джанет все еще была в Шотландии и должна была вернуться не раньше, чем через два дня. Я совершенно спокойно мог все это время не возвращаться в Лондон. К тому же меня очень заинтересовала проблема Детей в Мидвиче.

Анджела заметила мою неуверенность.

— Оставайтесь, коль желаете, — сказала она. — Сейчас мы только будем рады компании.

Я понял, что она хотела сказать и согласился остаться.

— В любом случае, — обратился я к Бернарду, — мы не знаем, сколько человек Дети намерены выпустить. Может, я все еще невыездной.

— Ох уж этот смехотворный запрет, — сказал Зеллаби. — Придется серьезно с ними поговорить по этому поводу. Совершенно абсурдная мера.

Мы проводили Бернарда до двери и посмотрели, как он спускается к шоссе.

— Да, игра для Детей… — сказал Зеллаби, когда машина полковника скрылась за поворотом. — Уладить дело… Потом, позднее, — он пожал плечами и покачал головой.

21. Зеллаби из Македонии

— Дорогая, — Зеллаби посмотрел через стол на жену. — Если ты вдруг сподобишься отправиться сегодня в Трейн, прихвати на обратном пути большую коробку карамелек. Ладно?

Анджела оторвалась от тостов и посмотрела на мужа.

— Дорогой, — мягко сказала она без тени раздражения, — во-первых припомни вчерашний день; о поездке в Трейн нечего и мечтать. Во-вторых, у меня нет никакого желания снабжать Детей конфетами. В-третьих, это значит, что ты собираешься сегодняшним вечером показывать свои фильмы на Ферме, а я категорически против.

— Начнем по порядку. Во-первых, они сняли запрет на передвижение; вчера я объяснил им, что это глупо и никому не нужно. Никто не собирался покидать Мидвич. Я уже не упоминаю мисс Лимб и мисс Огл. И еще, я им пригрозил, что прекращу свои лекции, если половина из них все время будет околачиваться на дорогах и тропинках вокруг деревни.

— И они что, так сразу с тобой и согласились?

— Конечно. Их нельзя обвинить в отсутствии ума и они прислушиваются к разумным советам. Уж так у них получилось.

— Так, тосты готовы. Отменили, стало быть, запрет. И это после всего, что мы здесь пережили?

— А что делать? — пожал плечами Зеллаби. — Возбужденные и напуганные, они совершают глупые поступки. Что, мы их не совершаем? Они молоды и не брезгуют грязными приемами. А что, мы в молодости — были сильно разборчивыми? Они нервничают. А что, мы бы не нервничали, если бы над нами висело нечто, сродни Гежинску?

— Гордон, — перебила жена. — Я тебя не понимаю. Они убили шесть человек, которых мы все очень хорошо знали. И еще многие получили серьезные ранения и увечья. В любой момент тоже самое может постигнуть и нас. Как ты можешь их оправдывать?