Кукольник - [4]

- Ха!.. Орлукс любого уложит наземь одним только визгом... Достойный преемник Скопция! Он в совершенстве освоил боевую науку мешка с дерьмом: ударишь - заляпаю... Слышишь? Ставлю нож и три щепоти табака, что ему вспороли живот...

Принять ставку было некому.

Иные места, такие как нутро паровоза, полны огня и жара; такие как арена - звенящей стали и мужества; библиотеки - обитель усталого духа, а камера гладиаторов была царством звуков. По сути дела Сириус говорил просто так, дабы осознать свое присутствие и значимость. Он будто напоминал себе, что все еще умеет как когда-то вести пристойные беседы.

Впрочем, у Сириуса помимо Создателя был слушатель. Разговорчивый точно покойник.

Решетчатая стена взгляду не препятствовала, но тот второй сидел в темном углу, и поэтому ни лица, ни фигуры толком не рассмотришь. Разве что тень его, тонкую и плавную, подобную затаившейся на ветке змее. Он носил до чрезвычайного простое имя - 'Рю'; такие имена обычно приклеиваются либо к бесстрашным воинам, либо к умалишенным (меж которыми на самом-то деле нет особой разницы).

Имя Сириуса наоборот - более подходило ученому, механику, бродячему философу или книгочею. Когда-то очень-очень давно, в дряхлой и истлевшей ткани собственной памяти, он владел поэтическим слогом гексаметра, науками и почитывал 'Механический Дух' перед ужином. Чудится, что это был не более чем зыбкий сон.

Реальность же, суровая и неприглядная, - вовсе не сон и не уставала напоминать о своем существовании. Она разговаривала голосом 'Железного Цицерона' и стучала древесными башмаками прибывающих театральных зрителей, так что здесь, внизу, тряслись перекрытия и лязгали решетки, неистово грохоча.

Хочешь-нехочешь, а в сознании само собой, точно взбухший кишечными газами утопленник, всплывает привычное:

Бой еще не начался, но щит рефлекторно поднимается к верху. Сердце бьется в путах ребер, как сгорающая на костре ведьма. По поверхности щита скачет 'тяжелая кавалерия'.

'Бум-бам-бац-клац!', по-другому и не скажешь...

Будто наверху начался каменный дождь - его капли разят в дерево, обитое старинной бронзой, резонируют в слой мореного дуба и сотрясают левую руку, пока рука правая пытается удержать короткий боевой гладий, мокрый и скользкий от льющихся сверху помоев.

Из плотно стиснутых губ вырывается: 'Помоги, хозяин', а в ответ:

- Умри, Сириус! - звучит многоголосьем почтенная трибуна, подкрепляя силу слова брошенным вниз булыжником... Слово и камень - вместе они завсегда достигают наивысшего эффекта убеждения...

Публика его слегка недолюбливала, выражаясь мягким языком лжецов и дипломатов. Пожалуй, единственное утешение только в том и состояло, что кто-то падет прежде твоего.

- Слышишь - затих? Он был на половину орком, стало быть - сын скотоложца, а таких судьба не балует... Чтож пусть теперь Ио Прекрасная согревает своей грудью его мерзкий труп заместо чугунного солнца.

И тутже добавил:

- Эй, возьмешь его штаны?

Молчание.

- Все верно, Рю, штаны провоняли трусливым сыном орка... И кстати, что это за имя такое - Рю? Больше похоже на звук, издаваемый свиньей. Не пойми меня не правильно, но твоя мать была странной женщиной...

И снова молчание.

Наверху грохот слегка изменился тональностью. Сириус закрыл глаза и тщательно вслушался, привычно разделяя окружающий шум на фракции. Сначала он расслышал гулкую поступь, а затем хриплый голос самого стражника:

- Танцор Сириус! Осужденный убийца тысячи невинных! Да не падет этим днем ваша бренная плоть в объятия Прекрасной Ио. Вы в очереди за вторым номером.

Традиционное пожелание было сказано церемонным, смертельно-серьезным тоном.

- Кхе... После чемпиона пойдешь, ублюдок. Я поставил три серебряника на то, чтоб ты сдох.

А это страж добавил уже от себя. По-человечески, от сердца.

Лицо у него было болезненное, одежда серая, пыльная; только оловянные пуговицы тускло блестели от принесенного фонаря. На поясе висели пороховой рожок и пистоль, и, судя по обожженным пальцам, их владелец был знаком со стрельбой не понаслышке. Стоял страж вверху, за решетчатым потолком, так что Сириус мог бы дотянуться до него лишь словом:

- Ты хрипишь, Страж. Не пересохло ли у тебя во рту? Спустись сюда, и я дозволю тебе смочить горло из моей ночной вазы.

- Ночная ваза тебе более не пригодится, Сириус! Отпей из нее сам, пока есть время... Слава распорядителю Гримсу, наконец-то одумавшемуся! Ибо сегодня клыки пещерного льва не оставят от такой легионерской швали, как ты, и горсти костей.

На этом стражник разговор окончил, и потому сразу же развернулся, уходя скрытым проходом и набивая трубку табаком.

Чемпиона, первого на очереди, он предупреждать не собирался. Верно потому, что безумный Рю вообще слабо воспринимал слова. И тем более их смысл. Но тут ничего удивительного - столько лет просидеть в "Яме", и кто знает, быть может, он вообще здесь родился и вырос. А что тут может вырасти кроме плесени, живучей и неразумной?

Вслед за стражем Сириус бережно вдохнул дым последней табачной палочки. Скучающе оглянулся, реагируя на едва ощутимую вибрацию отопительной конструкции. Забилось сердце Котельной, и очень скоро трубопровод понесет раскаленный пар по системе подземных переходов. Исток его где-то выше... Там, далеко вверху.