Кукольник - [7]

И даже потом, когда криво, с лохмотьями отделенная от шеи голова откатилась и замерла в сухой траве, ее веки подрагивали, а губы словно пытались что-то сказать.

Но Джонатан этого уже не видел. Бросив нож и прижав то, что осталось от отца, к груди, шатаясь и оскальзываясь на мокрой от крови траве, он добрел до протоки и, спасаясь от ревущего над головой огня, рухнул в теплую черную воду.

Когда шериф достиг последнего перед Миссисипи острова, стало ясно, что и здесь его постигла неудача. И напрасно всадники заставляли взмыленных лошадей чуть ли не прижиматься к огню, напрасно орали и улюлюкали, напрасно науськивали не рискующих сойти с тропы собак. Из жадно пожираемых огнем зарослей во множестве вылетали утки и перепелки, мимо встающих на дыбы лошадей, отчаянно вереща, выбегали стада диких свиней, но главной цели — загнать черного — загонщики так и не достигли. Дымящийся, покрытый серым горячим пеплом берег Миссисипи был пуст.

Так и не натаскав свой молодняк на живую кровь, потные, злые соседи сэра Джереми разочарованно погнали лошадей назад. Вдалеке поднялась беспорядочная пальба не желающих возвращаться с заряженным оружием горожан, а шериф устало спустился с коня и, раздосадованно качая головой, поднялся на увенчанный кривым иссохшимся стволом холм.

Он знал, что убийца никуда не денется, и пройдет не более двух-трех суток, и искусные охотники на беглых рабов доставят франкоговорящего негра в участок, где его допросят и вернут в усадьбу, чтобы наследник сэра Джереми Лоуренса, юный сэр Джонатан мог осуществить возмездие. Вот только авторитет дважды промахнувшегося шерифа это уже не спасет.

Шериф Айкен вздохнул и побрел к воде, чтобы ополоснуть разгоряченное, покрытое солью и пеплом лицо, присел и замер. Футах в десяти от берега спиной кверху плавало огромное черное тело.

— Черт!

Шериф подскочил, как ошпаренный. Секунду соображал, а затем стремительно взбежал на холм, вгляделся в горизонт и разочарованно крякнул: ни души. Обыскал глазами берег в поисках подходящей ветки, нашел одну, схватил и тут же бросил. Это прибитое волнами гнилье никуда не годилось, а на суше если что и было, так уже догорало. И тогда шериф нервно рассмеялся, покачал головой и принялся расстегивать мундир.

Он вошел в черную теплую воду протоки и сразу же по колено провалился в ил. Попытался вернуться и признал, что проще идти вперед. Аккуратно лег на живот, поочередно вытянул ноги из покрывающего дно киселя и подплыл к трупу. Превозмогая себя, ухватил его за ступню и, отчаянно загребая одной рукой, поплыл к берегу. Схватился рукой за черные, опаленные огнем ветки шиповника, встал на четвереньки и, стиснув зубы от омерзения, выволок труп на сушу. И впервые за сорок девять лет жизни его сердце болезненно, словно шилом, кольнуло.

Головы у негра не было, а на месте шеи торчали алые рваные лохмотья.

— Господи Иисусе… — растерянно пробормотал шериф. — Это еще что?!

Некоторое время он приходил в себя, а потом снова спустился к протоке, преодолевая отвращение, быстро ополоснулся в отдающей гнилью воде и начал стремительно натягивать брюки.

«Кто же это сделал? — беспрерывно вертелось в его голове. — Способ убийства тот же — один к одному… но зачем?»

В принципе это мог сделать и тот, кто приказал рабу убить сэра Джереми Лоуренса. Просто чтобы убрать свидетеля. Но к чему отрезать голову? Чтобы не узнали? Или это совсем не тот негр?

Шериф Айкен втиснул ноги в сапоги, старательно, дюйм за дюймом, обыскал островок, довольно скоро нашел среди пепла и пожухлой травы седые угли еще не до конца прогоревшего кострища, рядом — свежевыкопанное странное округлое углубление в земле, а в двух футах от него — ровное, уходящее в грунт отверстие, как если бы кто-то втыкал здесь нож.

Шериф нащупал висящие на поясе ножны, вытащил свой кинжал и, прикусив от напряжения губу, легонько ввел блестящее лезвие в отверстие. Дождался упора и удовлетворенно хмыкнул — как раз порядка десяти дюймов. Именно такой длины был похищенный из кухни нож.

На всякий случай Айкен еще раз обежал островок, убедился, что ни голов, ни пропавшего ножа здесь нет и в помине, и, не желая более терять ни одной лишней минуты, стремительно стянул щиколотки трупа веревкой, приторочил ее свободный конец к седлу, вскочил на коня и от души хлопнул его ладонью по крупу.

Джонатан добирался домой подобно сомнамбуле. Он еще помнил, как ему пришлось протоками, по грудь в воде, уходить от огня, но затем, уже в темноте, он выбрался на черную, раскаленную от солнца и пожара пустыню и здесь словно выпал из времени и не помнил ни себя, ни того, что происходило вокруг, вплоть до того момента, как переступил порог дома.

В гостиной, прямо на столе стоял большой черный и уже закрытый крышкой гроб. Джонатан хрипло кликнул Платона и, не дождавшись ответа, подошел к гробу и попробовал приподнять крышку одной рукой. Не смог. Поискал глазами подходящее место, увидел стоящее на сдвинутом к зеркалу столике огромное серебряное блюдо, подошел и осторожно уложил на него перепачканную пеплом и землей отцовскую голову. Размял затекшие руки, вернулся к гробу и принялся отворачивать бронзовые фигурные шляпки болтов. Отвернул все двенадцать, ухватился за рукоять и откинул крышку до упора.