Кукольник - [25]

Джонатан вздохнул и отложил перо. Стоящая перед ним задача не была такой уж простой, ибо только что он вознамерился изменить саму природу потомков согрешившего перед Господом Хама.

Тем же вечером Джонатан пригласил из города плотника и, выдав ему тридцать долларов как аванс и объяснив задачу, переключился на эскизы костюма. Долго и трудно размышлял, перепортил массу бумаги и переломал добрый десяток перьев, но к окончательному решению прийти так и не смог.

Одеяние новой, задуманной им в человеческий рост куклы должно было отражать внутренний мир грядущего потомка Хама, преображенного смирением. Но как это сделать? Обычная одежда раба — полотняные штаны — не годилась, ибо ничего нового в себе не несла. Но так же немыслимо было одеть куклу в костюм белого человека — Джонатан абсолютно не желал вкладывать в головы негров ненужные идеи!

Джонатан провозился до ночи, но так ни к чему и не пришел, а потом в дверь постучали, и он, разрешив зайти, с недоумением увидел перед собой Платона.

— Что еще?

— К вам пришли женщины, масса Джонатан, — удовлетворенно улыбнулся раб.

— Что еще за женщины? — удивился Джонатан. — Откуда? Из города?

— Нет, масса Джонатан, с плантации.

Джонатан криво улыбнулся. На его памяти рабы с плантации приходили в этот дом без приглашения только один раз — давным-давно, когда он еще был ребенком. Он и поныне не знал, в чем была суть проблемы, но прекрасно запомнил переполнившее отца раздражение.

— Ладно, сейчас, — старательно подавляя в себе сходные чувства, поднялся он из-за стола. — Только не надо вести их сюда; пусть на заднем дворе подождут.

— Слушаюсь, масса Джонатан, — склонился старик.

Джонатан застегнул сорочку, глянул в зеркало, взял костяной гребень, аккуратно, так чтобы пробор был ясно виден, причесался. Неторопливо прошел по прохладному коридору, степенно спустился по лестнице и распахнул дверь. Их было шестеро, смазливых, несмотря на худобу, мулаток от двенадцати до пятнадцати лет. И они стояли напротив крыльца, потупив глаза и одинаково сложив тонкие смуглые руки на плоских животах.

— Зачем пришли? — прямо спросил Джонатан.

Две самые высокие мулатки переглянулись.

— Ну? Говорите.

Наступила долгая, неприятная пауза, и наконец та, что выглядела постарше, отважилась и подняла глаза на хозяина.

— Масса Джонатан хочет девочку?

Джонатан оторопел.

— Ну-ка, ну-ка, еще раз… Я что-то не пойму.

Девчонка мгновенно побледнела и стала какой-то серой.

— Просто люди подумали… может быть, Цинтия вам больше не нравится, масса Джонатан, и вам другая девочка нужна. Вот мы и пришли.

Джонатан растерянно молчал, но вдруг все понял. Занявшись более важными делами, он и впрямь на какое-то время почти забыл про Цинтию и вместо обычных пяти-шести встреч в сутки вполне удовлетворялся одной.

«Но откуда им известно? Да и какое им дело?»

Джонатан повернулся и с подозрением уставился на замершего позади Платона.

— Твоя работа?

— Нет, масса Джонатан, — окаменел тот. — Я бы не посмел.

Джонатан вздохнул. Это была чистая правда; Платон и впрямь никогда не вмешивался в господские дела, иначе не продержался бы в этом доме и недели. Он снова повернулся в сторону мулаток, на секунду задержался взглядом на той, что стояла позади остальных, и махнул рукой:

— Ничего мне не нужно. Уходите.

Повернулся, хлопнул дверью и, только подойдя к лестнице, приостановился. Сзади отчетливо слышалось тяжелое дыхание Платона.

— Что тебе? — резко обернулся он.

— Я могу сказать, масса Джонатан? — молитвенно сложил руки на груди раб.

— Конечно, если я спрашиваю.

— Боюсь, плохо будет, масса Джонатан. Надо было взять девочку. А то они будут думать, что вы на них сердитесь.

Джонатан некоторое время соображал, что это значит, а потом расхохотался:

— Тем лучше, Платон, тем лучше.

Через два дня напряженной работы плотник представил-таки Джонатану плоды своих трудов, и тот с сомнением покачал головой. Кукла была исполнена старательно, с максимумом натуралистических подробностей и в полный человеческий рост. Плотник насадил деревянные руки и ноги с тщательно вырезанными пальцами и даже ногтями на шарниры и выкрасил древесину в черный насыщенный цвет. Однако, невзирая на размеры, выглядела она раз в десять менее убедительно, чем любая из парижской коллекции принадлежащих Джонатану кукол.

Впрочем, других мастеров миль на триста вокруг было не найти, и Джонатан, сокрушенно поцокав языком, распорядился перенести куклу в свой кабинет, поставить ее вертикально и одеть в ту одежду, что он успел подобрать.

Платон принес одежду, не без труда облачил куклу в строгие черные брюки английского сукна и белую шелковую сорочку, аккуратно застегнул все пуговицы до единой и только тогда отправился за главным.

— Все, — кивнул Джонатан плотнику и сунул ему оставшиеся по договору тридцать долларов. — Можешь идти.

— А как же подгонка? — с нескрываемым любопытством глядя вслед уходящему Платону, заинтересовался плотник.

— Понадобишься, вызову, — улыбнулся Джонатан, подтолкнул плотника к дверям, затем проследил в окно, как тот, беспрерывно оборачиваясь, миновал двор, и повернулся к дверям кабинета. — Все, Платон, можешь заносить!