Кукольник - [16]

Шрифт
Интервал

Джонатан понимал, что между черным и белым скорее должна существовать антипатия, подобная антипатии света и тьмы или даже подобная антипатии воинств ангелов и бесов. И вот здесь что-то не сходилось.

Возможно, все дело было в том, что они оба были людьми. Они оба имели сходные члены тела. Им обоим были открыты великие таинства Божьей благодати. И они оба — и раб, и господин — были созданы Господом друг для друга, как вода создана для питания корней и напоения населяющих землю тварей, а женщина — для утоления телесной жажды своего мужа.

Если бы между черными и белыми существовала присущая некоторым природным телам и многократно описанная древними мудрецами антипатия, они бы ненавидели один другого, как дуб ненавидит картошку, а виноград — маслину, и просто не могли бы находиться на одной земле. Но они не просто находились рядом — они служили друг другу! И раб обрабатывал землю для своего господина, а господин кормил своего раба и заботливо укрывал его от зимнего холода под своей крышей. Черные и белые были буквально созданы друг для друга! Так же, как и все симпатизирующие друг другу тела.

Джонатан взволнованно заходил по комнате. Он впервые рассматривал эту проблему столь философски. А что, если эта связь распространяется еще глубже, подобно связи между волчьим корнем и глазами человека? Ведь общеизвестно, что Господь дал самое прямое указание на благотворное действие волчьего корня для глаз, создав его цветы в виде маленьких черных шариков, помещенных в подобные векам белые оболочки.

Нет ли в черной коже и выпуклых губах, коими наделен каждый негр, Божьего знака, прямого указания на его особое положение вечного спутника белого человека? Подобно тому, как по линиям руки каждый изучивший науку хиромантию с легкостью прочтет, будет ли обладатель этой ладони счастлив браком и сколько детей пошлет ему Господь.

Джонатан взъерошил рукой непокорные рыжие волосы, кинул еще один взгляд на поощрительно улыбающуюся ему голову и сел в кресло, изящно подперев горячий лоб ладонью. Он знал, что знаки должны быть. И даже то, что Господь послал ему этот странный подарок, должно иметь свой особый, небесный смысл. Ведь именно в предмете, в конечном счете, и материализуется мысль и воля — и человечья, и Божья.


Шериф Айкен встретил вернувшихся ни с чем полицейских на дороге. Указующе махнул рукой в сторону подготовленных к погрузке тростниковых кип и спустя несколько минут уже демонстрировал им распростертое на земле залитое кровью тело.

— Не смотрите, что выглядит как белый, — тихо произнес он. — Это мулат. Из Луизианы. Тот самый, что убил сэра Джереми.

— Вы уверены, шеф? — настороженно спросил старший наряда.

— Абсолютно, — кивнул шериф. — Мы еще и награду за него получим — двадцать пять долларов. На всех поделю, никого не обижу.

— А как же документы? Тут же написано: Оскар Мак-Кой.

— Украл у кого-то… — отмахнулся шериф. — Меня еще в Луизиане предупредили, что этот беглый — сущий сатана! А он к тому же еще и грамотный был.

Упоминание о грамотности чертова мулата подействовало мгновенно. Полицейские сразу же утратили почтительное отношение к покойнику, все, как один, неприязненно сморщились, кулем закинули труп на лошадь и, весело перешучиваясь по поводу пяти долларов на брата, тронулись в обратный путь. И только шериф растерянно смотрел в никуда. Впервые в своей жизни, поддавшись понятной человеческой усталости, он совершил служебный подлог и даже не знал теперь, как будет жить с этим дальше.

«Господи! Сделай так, чтобы это и впрямь оказался тот самый мулат! — взмолился он. — А больше мне ничего не надо!»


Тело скинули на том самом месте, где несколько дней назад лежал обезглавленный сэр Джереми Лоуренс. К трупу мгновенно набежали охающие, вздыхающие и бьющие себя розовыми ладонями по бедрам черные слуги, и шерифу пришлось потратить немало сил, чтобы предъявление тела сэру Джонатану не превратилось в ярмарочное представление.

А потом юный сэр Лоуренс медленно спустился по лестнице и впился глазами в белое, почти кукольное обескровленное лицо.

— Это он? — осторожно поинтересовался шериф.

Джонатан вспомнил свой мгновенный испуг, когда он услышал от Платона весть о почти белом помощнике этого чертова африканского колдуна, и опустился на корточки. Да, похоже, это было то самое лицо, что мелькнуло за шалашом. По крайней мере, цвет волос тот же, да и глаза…

— Да, шериф. Это он.

Шериф Айкен облегченно вздохнул и присел рядом.

— Это мулат из Луизианы. Луи Фернье. Я думаю, что именно он убил вашего отца… Правда, улик у меня пока нет. Так что официального завершения дела удастся добиться не скоро, сами понимаете.

Джонатан задумался. Там, в его комнате, на подносе, прикрытый узорной салфеткой, так и лежал большой черный кухонный нож, которым уже были отрезаны две головы, и лучшего повода избавиться от него, чем сейчас, просто не существовало.

— Я принесу вам улику, шериф, — привстал он. — Платон не так давно возле шалаша нашел, просто вам отдать не успел.

Шериф изумленно захлопал глазами, а Джонатан поднялся по лестнице в дом, прошел в бывшую отцовскую, а ныне только его спальню, откинул салфетку, взял в руки роковой инструмент и торопливо вернулся.


Еще от автора Родриго Кортес
Садовник

Он родился изгоем. Сын нищего испанского садовника, немой и полоумный дурачок, Себастьян Хосе не знал, что такое любовь. Но умел любить своих господ — семейство богатых землевладельцев Эсперанса. Он задумал устроить им райский сад, где после смерти его господа обрели бы вечное блаженство. Для начала Себастьян похищает из склепа и закапывает в саду труп умершей доброй сеньоры Долорес. А потом каждый из членов семьи обретает свой уголок сада для упокоения. Одно плохо: некоторые из господ не спешат попасть в рай, и приходится им помочь умереть.


Пациентка

Что таится в темных глубинах ее подсознания? Что заставляет эту женщину оставлять спокойную, размеренную жизнь и совершать поступки, граничащие с безумием? Никто не в силах угадать, когда, повинуясь какому-то властному инстинкту, эта заложница своих неукротимых страстей вновь ввяжется в головокружительную авантюру, в которой так легко перейти грань между жизнью и смертью. А когда на ее пути встречается такой же одержимый, опасная игра становится еще острее. А потом — блаженное опустошение, умиротворенность, полный покой.


Фармацевт

Английский граф Стэнфорд привез из Афганистана восточную красавицу, женился на ней, и вскоре родился Ричард. В колледже над мальчиком издевались, обзывали полукровкой, индийской обезьяной. Но однажды вдруг все изменилось. Дик обнаружил в себе дар – он стал видеть внутренним зрением молекулярную структуру вещества. И подумал: наверняка это Божий дар, ниспосланный ему для исцеления заблудших душ. Не сомневаясь в своем высоком предназначении, Ричард оборудовал химическую лабораторию, где изготовил препарат, вызывающий у человека необыкновенный прилив сил.


Толмач

Он пожертвовал многим: стал бесполым существом, отверженным в мире людей, обитателем тайного глухого убежища. Зато здесь, совершая магические ритуалы, он научился общению с древними божествами этого края, стал толкователем и проводником их воли. Боги открыли ему, где разверзнутся врата ада, после чего изменятся судьбы мира. И он должен быть там, должен принести любые жертвы – мужчин, женщин, детей – лишь бы исполнялось божественное провидение…


Часовщик

Во всем Арагоне, во всей Кастилии нет часовщика искуснее Бруно Гугенота. Он настолько преуспел в своем мастерстве, что дерзнул бросить вызов самому Создателю, решив взять и повернуть ход времени. И немудрено, время действительно неспокойное: повсюду рыщут шпионы, вынюхивая очередного еретика, чтобы оттащить его на костер.Время, считает Бруно, течет в какие-то совсем уж мрачные дебри… Надо чуть-чуть подправить: поменять шестерни, затянуть пружину, перевести стрелки… И вот уже пошло другое время — полегче, повеселее…Но, увы, не менее кровожадное, чем прежнее.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.