Кукольник из Кракова - [63]

– Я думала, что смогу, – сказала она. – Я постаралась обосноваться там. Но я не смогла забыть свой луг.

– Это твой луг? – спросила Каролина. Когда они впервые встретились, Лаканика была оживленной и прекрасной, а это место совсем не было таким.

Аушвиц-Биркенау был местом, где умирали мечты.

– Он был моим, – сказала Лаканика. – Но теперь уже нет. Он теперь принадлежит призракам, и я больше не имею здесь силы. Я не могу вызывать цветение растений и рост деревьев. Я не могу никого вывести из тьмы.

– Пожалуйста, – попросила Каролина, – пожалуйста, скажи мне, куда все ушли. Кукольник попрощался со мной, и они забрали меня у него, но это неправильно. – Она снова заплакала, ведь она была слишком обессиленной, чтобы сопротивляться слезам.

– Немцы забрали всех людей из поезда в место, куда ни ты, ни я не можем за ними последовать, – мягко сказала Лаканика. – Мне тоже очень горько, что твой друг ушел.

Фея лугов подошла к Каролине и хотела ее обнять, но Каролина оттолкнула ее руки. Она не хотела утешения. Ей хотелось бежать изо всех сил, чтобы сбросить с себя горе, как змеи сбрасывают кожу.

Но бежать было некуда.

– Оставь меня в покое! – закричала Каролина. Она сорвала с головы платок и швырнула его в Лаканику. – От тебя никакого толку. Ты не смогла помочь людям из поезда и Кукольнику. И мне ты тоже не поможешь.

Платок прошел сквозь грудь Лаканики, не причинив никакого вреда, но она все же подчинилась приказу и медленно отплыла назад.

– Мне так жаль, – снова сказала она. – Я знаю, что твой волшебник сделал для этих детей. И духи Кракова тоже знают. Мы…

– Уходи, – сказала Каролина. – Если вы все знали, надо было помешать Брандту арестовать его и Джозефа. Они еще были бы здесь, если бы вы им помогли!

– Я хотела бы, чтобы было так, но у нас нет такой силы. Мы по большей части действуем во сне и в мечтах, – сказала Лаканика. – Но знай, что дети, которых вы спасли, в безопасности. Они никогда не увидят, во что превратился мой луг. Они все станут взрослыми, и некоторые родители даже смогут вернуться к ним в будущем.

Каролина хотела ей верить. Она думала, что взрослеть – это ужасно, пока не увидела, как шаг за шагом это происходит с Реной. Теперь ей казалось, что это самое важное на свете.

– Прости, что я кричала на тебя, – сказала Каролина. – Но мне так больно.

– Разбитое сердце болит больше всего на свете, – пояснила Лаканика.

– Но мое сердце не разбито, – возразила Каролина.

– Разве ты не чувствуешь? – спросила Лаканика.

Каролина хотела снова возразить, но не могла лгать, скрывая боль в груди. Там, где всегда было ее такое крепкое сердце, теперь стукнулись одна о другую его половинки.

– Как мне его починить? – спросила Каролина.

– Боюсь, что это невозможно, – сказала Лаканика. – Но со временем оно будет болеть все меньше. Его успокоят счастливые воспоминания, моя куколка.

Последние слова Лаканики прозвучали почти как вздох, и Каролина увидела, что она начинает дрожать, словно марево, и расплываться.

– Подожди, – сказала она. – А что мне теперь делать?

– Со временем за тобой кто-то придет, – сказала Лаканика.

– А потом? – спросила Каролина.

– А потом ты отправишься домой.

Глаза Лаканики закрылись, тело окончательно потеряло форму, и Каролина снова осталась в сарае одна.

* * *

Каролина не могла точно сказать, сколько времени пробыла здесь вместе с другими игрушками.

Зимой женщины, сортировавшие горы вещей и воспоминаний, прятались в сарае от холодного ветра. Летом они закатывали рукава, обнажая обожженные солнцем руки. Но в любое время года, сортируя вещи умерших, они приглушенными голосами обменивались слухами, стихами и рецептами.

Они клялись любить.

Они клялись мстить.

Они клялись помнить.

Каролина чувствовала, что ее время в мире людей тает, как песок в часах. Сначала клочками осы`пались ее волосы, ставшие из золотистых темно-серыми от пыли и грязи. Ее платье распустилось, словно за нити тянули невидимые руки. Ее деревянное лицо истрескалось и покоробилось от дождя и снега, которые попадали на него.

В минуты, когда Каролина больше не могла переносить столько горя, что окружало ее со всех сторон, она позволяла воспоминаниям перенести ее в прошлую жизнь в Кракове. Она чувствовала запах яблок в тесте, которые так любил жарить Кукольник, и слушала, как Джозеф играет на скрипке. Она представляла себя в любимом кукольном домике Рены и воображала, в какие игры они могли бы играть.

Однажды дверь в сарай распахнулась, и в него влетел Догода. Его облачные крылья медленно хлопали, вздымая волосы и юбки работавших женщин, хотя они его и не видели. Каролине захотелось, чтобы они увидели его: окружавшие их ужасы не тронули его цветочную корону – маленькое напоминание о красоте, которая когда-то была в этом мире и во многих других.

От вида доброго ветра сердце Каролины заболело еще сильнее. Последний раз, когда они были вместе, она вот-вот должна была познакомиться с Кукольником.

– Здравствуй еще раз, – сказал Догода.

Каролина попыталась сесть, но теперь ноги не слушались ее, как раньше. Они слишком сильно шатались и дрожали.

– Пожалуйста, отнеси меня в тот мир, где сейчас Кукольник, – попросила она Догоду. – Ты уже однажды принес меня к нему. Можешь сделать это еще раз?