Кукольник из Кракова - [53]

– Это… совсем неплохо, – сказал Давид. Сестра возле него уже дремала, роняя и вскидывая голову, борясь со сном. Трудно было поверить, что такие маленькие дети могут вызывать у кого-то ненависть – даже у злых колдунов.

– Нет, – сказала Рена. – Это звучит прекрасно.

Каролина была с ней согласна, только побаивалась, что Брандт может прийти в магазин до воскресенья и принести с собой злобу и ненависть. Каролина научилась бояться его, как и любую крысу.

Но страх не защитит ни ее, ни детей. Она должна верить в Кукольника и отца Кароля, а еще в волшебство, благодаря которому так много невозможных вещей стало реальностью.

* * *

В воскресенье утром Кукольник спустился в подвал церкви Святой Марии с большим рюкзаком, в котором прятались Каролина, Мыш и куклы-дети. Во время службы они не произнесли ни слова, хотя в темноте рюкзака Каролина чувствовала в своей груди всю тяжесть их страхов и тревог так же явственно, как ощущала на своем теле тяжесть их маленьких тел.

Отец Кароль ждал Кукольника внизу винтовой лестницы. В черной ризе он выглядел так, будто был одет в тени, которые отбрасывали на стены горевшие вдоль них свечи.

– Здесь нас никто не увидит, – сказал он. – Вы принесли?

Кукольник кивнул и поставил рюкзак на пол, чтобы Каролина, Мыш и тринадцать кукол могли выскочить из него. Отец Кароль не ахнул и не произнес ни слова, когда тринадцать мальчиков и девочек выбирались из рюкзака, но так крепко сжал губы, что они стали похожи на ровную линию, начерченную мелом. Его воображение священника было достаточно живым, чтобы представлять себе чудеса, но верить в чудо и видеть его – не одно и то же.

Каролина тоже привыкла быть среди детей – как справедливо заметил как-то Брандт, они были лучшими покупателями их магазина. Но быть среди детей такого же размера, как она, было Каролине все же непривычно. Теперь, когда они больше не должны были молчать, их шепоток и беспокойный смех, словно бабочки, разлетались по темному подвалу.

Маленький Арон тут же попытался убежать, но Мыш вовремя его поймал. Он изо всех сил держал малыша, а тот думал, что это такая веселая игра, и пытался вырваться из лап мышонка.

Элиаз привстал на носочки.

– Волшебник и тебя тоже превратит в человека? – Он потрогал свои нитяные кудри, а потом ухватился за косы Каролины. Но он не дергал за них – это был не ведьминский мальчик.

– Я никогда не была человеком, – ответила она.

Сара, не раздумывая, подошла к отцу Каролю и спросила:

– Мы останемся тут, в церкви?

Священника не смутила ее настойчивость.

– Вы пробудете здесь недолго, – ответил он. – Я нашел место, где вы сможете жить. О вас будут заботиться, пока не закончится война и за вами не придут родители.

– Надеюсь, она скоро закончится, – сказала Перла. – Я скучаю по маме. – Она не поднимала глаз от каменного пола, по которому со дня постройки церкви Святой Марии прошли уже сотни тысяч людей. Каролина чувствовала, будто в одно и то же время они и окружены историей, и творят ее.

– Она наверняка тоже по тебе скучает, – сказал Мыш, которому наконец удалось успокоить Арона. – Так что тебе надо держаться и быть сильной ради нее. И она тоже будет сильной ради тебя.

Перла подняла голову и посмотрела на Мыша.

– Я постараюсь, – сказала она.

– Мы все постараемся, – пообещал Давид. Он по-прежнему держал за руки Рену и свою сестру, и Каролина подумала, что он не скоро их отпустит.

Кукольник откашлялся и сказал детям:

– Я понимаю, что все это… ммм… очень ново и непривычно для вас, но мне придется вернуть вам ваш настоящий облик.

– Мы должны снова стать людьми? – спросила Лея, темноволосая девочка со шрамом под глазом. – Мне нравится быть куклой. Я чувствую себя в безопасности. – И она закружилась на полу.

– Когда-нибудь вы захотите вырасти, – сказал Кукольник. Его улыбка была мягкой, как вельветовая шкурка Мыша. – А для этого нужно быть людьми.

– Наверное, – ответила Лея не очень уверенно. Но, похоже, она все же увидела смысл в словах Кукольника, потому что, взмахнув руками, подошла к остальным детям и встала в одну линию с ними.

Кукольник сложил руки так же, как и отец Кароль во время мессы, а Каролина стояла позади него и смотрела, как напрягаются его мышцы. И снова фигурки кукол окружил свет, в котором их форма стала меняться, пока не остались лишь неясные контуры. Сияние постепенно угасало, а потом потухло совсем, и вот перед ними посреди комнаты стояли тринадцать мальчиков и девочек. Они потирали глаза, похлопывали себя по рукам и ногам, стараясь вновь привыкнуть к телу, которое было и новым, и знакомым одновременно.

Каролина захлопала в ладоши, но ее радость продолжалась недолго, потому что ноги Кукольника стали подгибаться. Отец Кароль, неотрывно глядевший на детей, очнулся от потрясения, подбежал к Кукольнику и подхватил его, не дав упасть на пол.

Рена, еще не совсем пришедшая в себя после превращения, тоже подошла и встала рядом с Кукольником, присоединившись к Каролине и священнику.

– Господин Бжежик, вам больно? – спросила она. – Пожалуйста, скажите, что вам не больно!

– Не волнуйся за меня. Я в порядке, – заверил Кукольник.

Но морщины вокруг его глаз и рта углубились, а в волосах появились серебряные пряди, которых раньше не было. За несколько минут он заметно постарел, и при мысли, что у его сердца, как у часов, может закончиться завод, у Каролины сжалась болью грудь. Она всегда считала, что первой уйдет из этого мира она, а не Кукольник.