Куколка - [17]

Мы шли по уже вполне ночному Питеру. Она рассказывала, рассказывала, а я слушал, временами вставляя собственные реплики. Белые ночи еще не начались, но было еще относительно светло и почти тепло. Для Питера тепло.

— Смотри, — оживилась моя спутница. Как всегда экспансивная, Маша говорила, обильно размахивая руками. — Вот еще один.

Лев стоял у лестницы помпезного здания в стиле классицизма. Неподвижная лапа катала каменный мячик.

— По-моему, — рассеянно сказал я, — никто толком не знает, сколько всего скульптур, барельефов, масок и прочих изображений львов в Петербурге. Кто-то говорил, что больше тысячи, и наткнуться на них можно в самом неожиданном месте. В советские времена даже песенка такая была: девушка рассказывает, как парень объяснялся ей в любви, а львы при этом засмеялись, уличив его во лжи.

— Не слышала. А где эти смеющиеся львы? — спросила она, задумчиво глядя на вечернее небо. — Что за песня?

— Не здесь, это про тех, что у Дворцового моста, вон там. «Там, где волны сонные плескались, и играли в мячики гривастые львы».

— Ты у нас что, романтик? Никогда бы не подумала.

— Да ну еще, — смутился я. — Какой уж из меня романтик. Я у нас скорее старый конформист, циник и мизантроп. Еще и социофоб в придачу. Просто эти львы…

— На самом деле львы тут абсолютно ни при чем, — перебила она меня, — но то место, где нельзя лгать, действительно есть. Недалеко от тех львов. Оттого и легенда.

— Покажешь?

— А знаешь, давай. Только идем прямо сейчас! Пошли. Но потом… не пожалей потом.

Она так и не договорила, о чем я не должен жалеть. Мы достигли Дворцового моста, который вот-вот собирались разводить и полиция уже готовилась перекрывать проход, перешли на ту сторону, вышли на Университетскую набережную, миновали Зоомузей, чуть не дойдя до всем известного знания Кунсткамеры свернули во двор, проникли через незапертые ворота и очутились в небольшом садике, окруженном домами. Моя спутница провела меня вглубь между старыми деревьями, и мы оказались на скромной площадке с круглым цветником в середине. Вокруг клумбы стояли какие-то серые страшноватые каменные изваяния похожие на индейских богов. Не то майя, не то ацтеков.

— Говорят, — голосом заправского экскурсовода начала свои объяснения Маша, — что эти существа, индейские боги, прорвались в нашу реальность не то из какого-то иного мира, не то из другой вселенной. Кто-то открыл им путь. Потом окно каким-то обозом закрыли, но существа остались на нашей планете. Им поклонялись. Приносили в жертвы. А потом пришли европейцы, посчитали их дьяволами и убили всех. Вместе с теми, кто им служил.

Я молчал и слушал, а Маша продолжала:

— Сейчас у этого садика скверная репутация, и обычные люди сюда редко заходят. Но раньше место было популярное, культовое даже. Говорят, что листья самих деревьев тянутся к центру клумбы, а когда идолов хотели перенести в другое место, все деревья вдруг тут же завяли. Еще люди рассказывают, что когда у одного из работников музея тяжело заболела дочь, то, уже отчаявшись, отец пришел просить помощи у заморских богов. Он разрезал себе палец и окропил кровью одну из скульптур. Ацтеки и майя не стеснялись приносить кровавые жертвы. Дочь на следующий же день пошла на поправку. Уверяют, что вот это — Шипе-Тотек, бог посевов и весеннего цветения; вон там — богиня Уиштосиуатль, соляная женщина, жена бога Опочтли покровителя рыболовства и охоты; за ней заставляющий всех расти бог дождя и грома Тлалока. Там дальше — Тескатлипока, «курящееся зеркало», бог ночи, холода и колдовства. Еще говорят, что при них невозможно говорить неправду, солгавшего постигнет неминуемая кара. Таких мест не так уж много теперь…

— А почему…— начал было я, но она перебила.

— Погоди. Когда я училась в Художке, мы сюда ходили и рисовали их, а потом нам рассказали все эти истории. На самом деле каменных идолов, которым поклонялся исчезнувший народ, обнаружили в Южной Америке, в Колумбии, где они охраняли входы в подземные гробницы. Некоторые изваяния достигали пятиметровой высоты.

— Да, но здесь-то они сравнительно небольшие, метр-полтора. Как садовые скульптуры смотрятся…

— Ты слушай дальше. Это не настоящие идолы, а всего лишь копии. Был такой путешественник по фамилии Степпель. Вот он-то с тех самых колоссальных изваяний собственноручно гипсовые слепки и снял: не по силам ему было перевозить такие громадины в Европу из Америки. Да и техника тогдашняя не позволяла. По слепкам Степпеля в Германии изготовили уменьшенные бетонные копии, что и привезли в Санкт-Петербург в тысяча девятьсот тринадцатом году. А коль скоро статуи хоть и выглядели устрашающе и зловеще, но являлись по сути лишь уменьшенными слепками оригиналов, то ставить их в экспозицию руководство музея не возжелало. Идолов засунули в подсобный сарай, где те и пролежали всю Первую мировую войну, революцию, кровавые двадцатые-тридцатые годы. Затем пережили Блокаду и послевоенную неразбериху. Лишь в шестидесятых годах прошлого столетия этих истуканов достали на белый свет и установили во дворе Кунсткамеры. Вот в этом самом месте. Решили, что так оно лучше — надо же с ними что-то делать, не набережные же бетонными слепками украшать по соседству с гранитными сфинксами.