Кухарки и горничные - [8]

— Какъ наняла? Зачѣмъ? Съ какой стати? — воскликнула барыня. — Она обязана сама мыть. Вѣдь у насъ только одинъ корридоръ и есть, который мыть надо, а остальные полы полотеры натираютъ.

— Я, барыня, на свой счетъ наняла, а не на вашъ, — откликнулась изъ столовой горничная и показалась въ корридорѣ съ тряпкой и щеткой.

Это была опрятно и даже нѣсколько франтовато одѣтая молодая женщина съ завиткомъ на лбу и лукавыми глазами.

— Но отчего-же ты сама не моешь? — спросила барыня.

— Не могу-съ. Голова кружится послѣ того и такой-же мигрень, какъ у васъ.

— Вотъ какъ… — улыбнулась барыня.

— Да-съ. Мнѣ свое здоровье дороже тридцати копѣекъ. Опять-же полъ мыть въ сапогахъ нельзя, а какъ только я разуюсь и босикомъ по полу сейчасъ у меня насморкъ и зубы…

Барыня и баринъ вошли въ столовую и сѣли за кофе. Барыня была пожилая, тощая, кислая, желтая. Баринъ былъ тоже пожилой, лысый, но съ добродушнымъ, веселымъ лицомъ и, въ противоположность барынѣ, съ объемистымъ брюшкомъ. Горничная обметала перовкой и тряпкой пыль съ мебели. Баринъ, пользуясь случаемъ, что барыня вошла въ столовую первая и была къ нему спиной, подходя къ столу, подмигнулъ горничной и погрозилъ ей пальцемъ, а горничная оглянулась на барыню и видя, что та не смотритъ, показала ему языкъ.

— Новость для меня, что ты начинаешь изъ себя такую нѣжную разыгрывать, — сказала барыня горничной, наливая мужу кофе.

— Никакой тутъ нѣтъ новости, коли я такая-же нервная женщина, какъ и вы.

— Прикуси свой языкъ! Какъ ты смѣешь себя со мной сравнивать! Вотъ еще что выдумала! — огрызнулась на нее барыня. — Дура!

— Зачѣмъ-же вы ругаетесь, барыня? Я васъ не трогаю и съ учтивостью…

— Еще-бы ты меня трогала! Семенъ Алексѣичъ, а ты слушаешь и молчишь! — обратилась барыня къ барину.

Баринъ весь съежился и отвѣчалъ:

— Да что-же я могу, душечка? Я ничего не могу… Не груби, Груша! Какъ ты смѣешь! — отнесся онъ къ горничной.

— Чѣмъ-же я грублю? Позвольте… Говорить-то все можно.

— Ну, довольно, довольно.

Пауза. Горничная продолжаетъ стирать съ мебели пыль и изъ-за спины барыни дѣлаетъ барину гримасы. Черезъ минуту она говоритъ:

— И опять-же безъ ссоры, а честь честью должна я вамъ, барыня, сказать, что и двери я мыть не стану. Съ васъ я денегъ за мытье не спрошу, а двери будетъ мыть поденщица и подоконники тоже…

— Однако, ты нанималась съ мытьемъ всего этого, — сказала барыня.

— Мало-ли что нанималась! Нанималась, была здоровою, а теперь и нервы, и все этакое…

— Нервы! А въ деревнѣ-то ты съ какими нервами жила? Поди, тамъ…

— Про деревню нечего говорить. Послѣ деревни я уже отполировалась и не могу черной работой наниматься.

— Нѣтъ, нѣтъ, не желаю я этого!

— Позвольте… Да вѣдь вамъ никакого убытка не будетъ.

Горничная перешла съ перовкой и тряпкой въ гостиную. Супруги остались одни.

— Какова? — обратилась барыня къ барину.

Баринъ опять съежился.

— Конечно, оно, съ одной стороны, какъ будто и того… — сказалъ онъ. — Но если взять съ другой стороны, то вѣдь и изъ простого класса бываютъ больныя женщины.

— Понесли чушь!

Барыня махнула рукой. Баринъ продолжалъ:

— Отчего-же непремѣнно чушь? Я сужу на основаніи данныхъ… Въ деревнѣ, среди простыхъ женщинъ даже еще болѣе есть нервныхъ…

— Ври, ври! Какъ тебѣ не стыдно!

— Вовсе не вру. Всѣ эти кликушества, такъ называемыя порчи, развѣ это не нервные припадки? И наконецъ, если судить по человѣчеству…

— Стало-быть, вы хотите, чтобы мы платили за нее поломойкѣ?

— Зачѣмъ-же мы, если она сама вызывается? Но говоря, положа руку на сердце и принимая во вниманіе ея болѣзнь…

— Болѣзнь! Ты посмотри на нее хорошенько. Мурло лопнуть хочетъ.

— Охъ, полнота ничего не доказываетъ. Ты посмотри на меня… Вотъ я, напримѣръ, полный человѣкъ, а развѣ я здоровъ?

— По пяти рюмокъ водки за обѣдомъ пьешь и ѣшь за троихъ, такъ, разумѣется, здоровъ какъ быкъ.

— Зачѣмъ-же такія слова? Да наконецъ, и быки больные бываютъ.

— Такъ вы хотите, чтобы Аграфену отъ поломойства освободить?.. Прекрасно. Потакайте. Тогда она намъ на шею влѣзетъ и поѣдетъ.

Вошла горничная и сказала:

— Предупреждаю васъ барыня, что я теперь, при моей болѣзненности, даже и маленькую стирку стирать не стану, а буду нанимать поденщицу.

— Что? Что такое? Стирку стирать не станешь? — воскликнула барыня.

— Еще-бы вы въ маленькую стирку начали валить салфетки и скатерти! Не могу. Какъ хотите, а не могу… Буду здорова — другое дѣло.

— Нѣтъ, ужъ этого я не позволю! Поденщица все бѣлье разворуетъ.

— Какъ-же она разворуетъ, если я буду смотрѣть. Вы съ меня спрашивайте. Я буду въ отвѣтѣ. А за поденщицу я буду платить, а не вы…

— Нельзя этого допустить, все равно нельзя. Иначе для чего-же ты-то будешь въ домѣ? Для украшенія, что-ли?

— Ну, тогда мнѣ нужно въ больницу ложиться или на квартирѣ отдохнуть. Пожалуйте разсчетъ и паспортъ.

Объявивъ это, горничная вышла опять въ гостиную.

— Вотъ къ чему это все и клонилось. Накопила у насъ денегъ и хочетъ въ углу пожить, — проговорила барыня. — Надо нанимать новую горничную.

Баринъ опять съежился.

— Мое дѣло сторона. Ты хозяйка. Но, по-моему, ее надо оставить. Болѣзнь… Болѣзнь всегда уважается. А мы изъ-за ея болѣзни не потерпимъ даже и никакого убытка.