Куда пропали снегири? - [40]

- Не надо меня жалеть. Моя дочь - и всё, что я де­лаю, мой перед ней долг, неужели можно иначе?

Можно иначе. Евгения Федосовна отлично знала это. Нередко в порыве жалости ей советовали поду­мать о себе и отправить девочку в интернат. Да и сама она, повозив Оксану по санаториям, насмотрелась на отказных деток. Думать о себе, конечно же, надо, но при условии, если больше не о ком думать. Ей было о ком. Дочка подрастала, уже надо было определять­ся со школой.

- Стали ходить по врачебным кабинетам, везде врачи говорят о задержке психического развития и об определении во вспомогательный (для умственно от­сталых детей) класс. Даже не обследовав её, уповая только на диагноз. Говорю: «Да вы с ней побеседуй­те». Пришли как-то к врачу, а врач картинки семилет­ней Оксане показывает: «Скажи, девочка, где здесь собачка, а где кошечка». Я не выдержала: «Доктор, -говорю, - она у нас с пяти лет читает, рисует хорошо, с ней поговорить обо всём можно, а вы с кошечками, это уже в два года ребёнку по силам». Нехорошо, на­верное, сорвалась, но что было, то было.

Восьмилетнюю школу-интернат Оксана Ревкова оканчивает с отличием. Мама, если бы не мама... Во­семь лет подряд, рано утром они выходили из дома и медленно, на неустойчивых ногах, поддерживаемая мамой, шла Оксана Ревкова грызть гранит науки. А давка, какая была давка по утрам! Исхитрились так: впереди в толчее метро шёл папа - торил путь, а за ним вплотную Оксана с мамой. Штурмом брали метро, потом автобус, потом троллейбус. Измотанные, взлохмаченные, приезжали в школу. Папа отправлял­ся на службу, Оксана - на занятия, а мама оставалась ждать, смысла возвращаться домой не было. Обрат­ный путь проделывали без папы. На переменах мама помогала дочери переходить из класса в класс, а пока шли уроки, бегала по магазинам за продуктами. И об­ратно домой - троллейбус, метро, автобус. Восемь лет, изо дня в день.

Оксана Ревкова оканчивает школу с отличием. Но этого образования было недостаточно. Сообразитель­ной, способной девочке родители решают дать среднее образование. Обучают Оксаночку на дому учителя из обычной, ближайшей к их дому, школы. Сострадание, жалость, какие там знания! Но мама всё ставит на свои места:

-   Оксане нужны не пятёрки, а знания, прошу вас об этом помнить. И - никакой жалости, ни Оксана, ни я этого не любим.

Учителя не знали тогда, с кем имеют дело. А имели они дело с отличницей, самостоятельно выучившей английский плюс к положенному немецкому, пре­красно рисующей, умеющей вязать и плести макраме, любящей и понимающей музыку.

-   И пишущей стихи, - добавляла мама. - Стихи те­перь у нас самое главное.

Да, стихи в жизни Оксаны Ревковой не случайная страница, не временное, как макраме, увлечение. Сти­хи - её жизнь. Её дети.

-   Когда Оксана написала первое стихотворение и показала его мне, я растерялась, сама-то я не шибко понимаю в поэзии. «Мама, как?» - «Да вроде склад­но». Но ведь ей нужно советоваться со мной, обсуж­дать темы, мнением «да вроде складно» не обойдёшь­ся. И занялась я самообразованием, много перечитала стихов, критической литературы, сравнивала, окуну­лась в мир поэзии по уши.

Теперь мама у Оксаны первый советчик и судья. Вот они, сборники стихов на книжной полке, их четы­ре. «Исповедь моей души», «Три свечи», «Письма в никуда» и «Осень». На подходе пятый. С ним проб­лемы чисто материальные: для издания нужны деньги, а денег в их семье всегда было в обрез, только на жизнь и хватало.

Мы говорим с Оксаной о её стихах. Она медленно выговаривает слова, и я ловлю себя на мысли, что о серьезных вещах и надо говорить именно так, взве­шивая, обдумывая фразы, не поспешая суетно и не пе­ребивая.

-   Помню своё первое стихотворение. Ехали с ма­мой к врачу в автобусе, а за окном серебрился снег. Это... было так прекрасно.

Писать Оксане трудно, непослушные руки выводят каракули. Мама купила ей машинку, удобную, доро­гую, нажимать на клавиши легче. Оксана печатает свои стихи сама.

На её стихи уже пишут песни, проходят вечера её творчества, на которые собираются друзья и люди, не знакомые с ней, а знакомые только с её стихами. Они удивляются, увидев хрупкую девушку, с трудом пе­редвигающуюся. Оксана Ревкова, вот она какая, ока­зывается.

-   Один раз по телевизору была передача об Оксане. Всё вроде хорошо, а в конце дали почему-то бегущей строкой фразу «Оксана ищет друзей». И - обвал звонков! Сумасшедшие, сектанты бросились решать Оксанины проблемы одиночества. Да никакого одино­чества нет! Не ищет она друзей, их у неё много. На­дёжные, проверенные, верные.

-   Но, наверное, самый проверенный и верный из них — мама?

-   Да, конечно, мама. Моя дорогая, моя самая луч­шая на свете мама.

Оксане Ревковой сейчас двадцать семь. Маме - пятьдесят два. Двадцать семь лет из них она живёт по принципу «надо». Слово «хочу» исчезло из её лекси­кона сразу же, как только поставлен был дочке диаг­ноз - ДЦП. Мама стала для Оксаны врачом, масса­жистом, медсестрой, сиделкой, снабженцем, курье­ром, поваром, литконсультантом, душеприказчиком, да мало ли ещё кем. Она прожила и живёт не одну жизнь, а две. Одну - свою, другую - дочери. Обе жиз­ни сложны, обе - достойны. Оксана считает себя счастливым человеком. У неё есть дом, где её любят и понимают, у неё есть талант и признание его. Её жизнь состоялась. Но состоялась не сама по себе, а каторж­ным трудом родного ей человека. Евгения Ревкова за­была себя, забыла свои немощи, запретила себе быть слабой.