Куда приводят мечты? - [17]

POV Rosalie

Прошло 8 месяцев… Месяцы учебы, прохождения сквозь непонятные, но такие заманчивые дебри искусства. Месяцы знакомства с новым образом жизни, когда должен быть готов ко всему. Месяцы новых людей, стремящихся узнать о друг друге как можно больше за короткое время.

Время, за которое я попыталась изменить свою жизнь. Это удалось мне лишь отчасти. Вечеринки, клубы, алкоголь только притупляли боль. Я говорила, что любовь к МакКарти умерла? Чушь! Я скучала по нему. Мне не хватало его хриплого голоса, сводящего мня с ума, не хватало презрительного взгляда ярко-зеленых глаз, в которых блестели искры. Мне хотелось знать, что с ним, где он…

Любовь существует. Это я ощутила на себе. Нехватка МакКарти была явственной. Я задыхалась без него. Все клятвы, которые я давала себе и всем окружающим, растворились. Я не могла стать такой, как он. Я слишком слаба для жестокости. Слишком слаба, чтобы переступить через свое прошлое и идти дальше. Алекси обрадовалась тому, что я не превратилась в бездушную стерву, но разозлилась, когда я сказала, что по-прежнему люблю МакКарти. Как же она кричала! Там было все. И "глупая идеалистка", и "идиотка, ничего не вынесшая из своей ошибки", и "сучка во время течки"… С последним я была категорически не согласна.

Я по-прежнему была девушкой. Парни считали меня первым призом и соревновались на право быть со мной. Сейчас я умела использовать людей в своих целях. Это во мне изменилось. Особенно мне нравилось ощущать свою власть над противоположным полом. Легко и до смешного просто. Пара долгих взглядов, легкая улыбка, и он пойдет за тобой на край света… Даже обидно от такой простоты.

Главным моим развлечением была встреча с ними: таинственная интимная обстановка, свечи, розы… Почему-то никому в голову не приходило, что я не люблю розы. Обязательным атрибутом этих встреч была огромная кровать, застеленная шелковыми простынями. Они знали, что я не собиралась ютиться в комнатке общежития. Для свиданий со мной снимали первоклассные номера в гостинцах либо VIP-залы в клубах. Богатенькие нью-йоркские наследнички могли себе это позволить, а я могла позволить себе развлечься. Шикарное платье, кружевное белье, стильные туфли, прическа, макияж, но я никогда не собиралась портить ничего из этого. Я просто шла развлечься.

Все были галантны, любезны, но у всех них была черта, которая выдавала их с головой — похотливый блеск в глазах, который отражал готовность похвастаться очередной девочкой в их списке. Но ни одному не удалось вписать мое имя в перечень своих любовниц. Они ждали этого, пытались споить меня, накачать наркотой, но все было бесполезно.

Лишь одному удалось добраться до моего нижнего белья. В тот момент, когда его руки чуть не скользнули под соблазнительное кружево, я улыбнулась и капризным тоном потребовала стриптиз, который был тут же исполнен и заснят на видео, после чего я успешно смылась, оставив парня ждать подарка… Запись я ему отдала. На день рождения при всей студенческой толпе, мгновенно заинтересовавшейся что там. Разумеется, именинник не успел убрать ее, и приглашенные были награждены первоклассным мужским стриптизом. После этого случая у нас была холодная война, которая развивалась с попеременным успехом. Закончилось это перемирием и крепкой дружбой. Дэн Монтгомери стал моим лучшим другом, мгновенно поладившим с Алекси, которая училась на факультете дизайна Беркли. Поладившим до такой степени, что моя подруга начала встречаться с ним. Я была рада за них.

Дэн не знал ничего о моем внутреннем мире. Когда я буду готова, он все узнает, но пока я не хотела разрушать образ ветреной и независимой Рози Ли, как меня называли в университете.

Я все так же продолжала писать картины. Лучше всего у меня получались портреты и пейзажи, хотя мне больше всего нравилось писать абстракции. Там я выражала все, что думала: плавные линии, подобранные цвета, свобода, полет…. Это давало мне возможность жить, быть независимой и скрываться от своей боли.

Дэн и Алекси обожали наблюдать за тем, как я пишу. Даже просили не начинать без них. А я… Я могла вскочить посреди ночи и в пижаме (а иногда и без нее) начать писать. Идеи приходили неожиданно, они были простыми и изящными…

А потом мой друг предложил устроить выставку моих картин. Его мать была владелицей галереи, и он хотел уговорить ее выставить меня там. Мне очень хорошо запомнилась встреча с миссис Монтгомери: строгая стройная женщина, голубые глаза, шоколадного оттенка волосы. Стильно, изящно, лаконично.

Она не хотела устраивать меня в галерею лишь из-за рекомендации сына. Я возила ей картины, почти все, что были у меня в Нью-Йорке, но она выбрала только одну… Мою самую важную. На ней было Его лицо. Я нарисовала ее однажды, когда боль вновь заставила меня выть, словно дикий зверь. Это было моим средством от душевной боли. Я смотрела на него и выходила из этого состояния.

Это был не Эмметт МакКарти. На картине был мой Принц: улыбка, нежный взгляд, чуть вздернутый нос, ямочки на щеках и мои любимые искры в глазах. Я не показывала ее никому. Мама Дэна была единственной. Она забрала холст, и на следующий день мы вновь встретились. Мою картину купили, и она привезла деньги и контракт.