Куда она ушла - [24]

— Вот как.

Мы сидим в неловкой тишине, пока не появляется Ставрос с едой. Я и не думал, что голоден, пока мы заказывали, но как только слышу запах бургера, чувствую, как урчит желудок. Я соображаю, что за весь день съел только пару хот-догов. Ставрос ставит перед Мией кучу тарелок: с салатом, с шпинатным пирогом, с картошкой фри, с рисовым пудингом.

— Это твое обычное? — удивляюсь я.

— Я же говорила. Я не ела два дня. И ты знаешь, сколько я могу смести. То есть, знал…

— Если тебе что-то нужно, Маэстро, просто крикни.

— Спасибо, Ставрос.

После того как он уходит, мы оба убиваем несколько минут, топя картошку и разговор в кетчупе.

— Итак… — начинаю я.

— Итак… — повторяет она. Потом добавляет: — Как там все? Как группа?

— Хорошо.

— Где они сегодня?

— В Лондоне. Или на пути туда.

Миа наклоняет голову набок.

— Ты вроде говорил, что улетаешь завтра.

— Да, ну, мне надо разобраться с некоторыми вопросами. Логистика и все такое. Так что я остался еще на день.

— Ну, это к счастью.

— Что?

— В смысле… это хорошо, ведь иначе мы бы не встретились.

Я смотрю на нее. Она это серьезно? Десять минут назад она выглядела так, словно у нее случится инфаркт от самой малой вероятности быть моей девушкой, а сейчас говорит, хорошо, что я выследил ее сегодня. Или это просто вежливая светская беседа сегодняшнего вечера?

— А как Лиз? Она все еще с Сарой?

Да, это и впрямь светская беседа.

— О, да, у них все серьезно. Хотят пожениться и спорят о том, стоит ли проводить церемонию в штате, вроде Айовы, где свадьба легальна, или подождать, пока это станет законным в Орегоне. Все эти проблемы с окольцеванием. — Я качаю головой в неверии.

— Что, ты не хочешь жениться? — спрашивает она, в голосе намек на вызов.

Трудно взглянуть ей в глаза, но я себя заставляю.

— Никогда, — отвечаю я.

— О, — выдает она почти с облегчением.

Не паникуй, Миа. Я не собирался делать предложение.

— А ты? Все еще в Орегоне? — спрашивает она.

— Не-а. Я теперь в Лос-Анджелесе.

— Еще один беглец от дождя спасается на юге.

— Да, что-то вроде того. — Не обязательно говорить ей, как возможность ужинать снаружи даже в феврале быстро перестала быть в новинку, и как теперь отсутствие времен года казалось в корне неправильным. Я вроде как противоположность тем людям, которым нужно сидеть под лампами солнечного света в пасмурные дни зимы. В середине солнечной зимы Лос-Анджелеса мне нужно сидеть в темной коморке, чтобы чувствовать себя хорошо. — Родители тоже переехали. Жара полезнее для папиного артрита.

— Да, с дедушкиным артритом тоже дела плохи. В бедре.

Артрит? Это больше похоже на новости на рождественской открытке: И Билли завязал с уроками плаванья, девушка Тодда забеременела, а тете Луизе удалили бурситы.

— Это ужасно, — говорю я.

— Ты знаешь, какой он. Стойко все переносит. Фактически, они с Ба собираются путешествовать, чтобы по дороге посещать меня, сделали себе паспорта. Ба даже нашла студента-садовода, чтобы присмотрел за ее орхидеями, пока ее не будет.

— И как поживают орхидеи бабули? — спрашиваю я. Прекрасно. Теперь мы перешли на цветы.

— По-прежнему завоевывают призы, поэтому, думаю, они поживают неплохо. — Миа смотрит вниз. — Я давно не была в ее оранжерее. Я не возвращалась домой с тех пор, как уехала сюда.

Я одновременно и удивлен, и нет. Вроде я знал об этом раньше, хоть и думал, что как только я уехал из города, Миа может вернуться. И снова я переоценил свою важность.

— Тебе нужно как-нибудь заехать к ним, — говорит она. — Они были бы счастливы услышать, как хорошо у тебя идут дела.

— Как хорошо у меня идут дела?

Когда я смотрю на нее, она выглядывает из-под водопада своих волос, удивленно кивая головой.

— Да, Адам, как у тебя все прекрасно. Я имею в виду, ты добился этого. Ты рок-звезда!

Рок-звезда. Эти слова пускают столько дыма в глаза, что за ними невозможно разглядеть настоящего человека. Но я и вправду рок-звезда. У меня есть банковский счет рок-звезды, платиновые диски рок-звезды и девушка рок-звезды. Но я, черт возьми, терпеть не могу этот ярлык, и от того, как беззаботно Миа прикалывает его ко мне, уровень моей ненависти взлетает до стратосферы.

— У тебя есть фотографии группы? — спрашивает она. — Может, на телефоне?

— Да, фотографии. У меня полно их на телефоне, но он остался в гостинице. — Полная чушь, но она все равно не узнает. И если она хочет фотографии, я могу купить ей в газетном киоске на углу журнал «Spin».

— У меня есть фотографии. Они бумажные, потому что телефон у меня древний. Думаю, даже есть с бабушкой и дедушкой и, о, есть отличные фото с Генри и Уиллоу. Они даже взяли своих детей, когда навещали меня на фестивале Мальборо прошлым летом, — говорит она мне. — Беатрикс, или Трикси, как они называют ее, помнишь их маленькую девочку? Ей теперь пять. И у них есть еще маленький мальчик, Тео, назван в честь Тедди.

При упоминании Тедди живот скручивает узлом. В плане чувств никогда нельзя точно знать, как отсутствие одного человека больше сказывается на тебе, чем отсутствие другого. Я любил родителей Мии, но мне как-то удалось принять их смерть. Они ушли слишком быстро, но в правильном порядке, перед детьми, ну, если не смотреть с точки зрения дедушки и бабушки Мии. Но у меня все еще каким-то образом не укладывается в голове, что Тедди навсегда останется восьмилетним. Каждый год я становлюсь старше, и думаю, сколько Тедди исполнилось бы. Ему было бы сейчас почти двенадцать, и я вижу его в лице каждого прыщавого подростка, который приходит на наш концерт и выпрашивает автограф.