Куда боятся ступить ангелы - [33]

Она снова кивнула.

-    Могу я поинтересоваться подробностями вашей с ним встречи? Они могут мне пригодиться.

Он сказал это на всякий случай. К его великой радости, она вдруг сложила оружие. Рука, гладившая резные переплеты окна, соскольз­нула вниз. Лицо покраснело, и не только оттого, что его освещало за­катное солнце.

-    Моей встречи? Откуда вы узнали?

-    От Перфетты, если это вас интересует.

-    Кто такая Перфетта?

-    Женщина, которая вас впустила.

-    Впустила куда?

-    В дом синьора Кареллы.

-    Мистер Герритон! - воскликнула она. - Как вы могли ей пове­рить? Неужели я, по-вашему, могла войти в дом этого человека по­сле того, что произошло? Странное у вас представление о том, что приличествует леди. Вы, я слыхала, заставляли Генриетту пойти к нему. Она правильно сделала, что отказалась. Полтора года назад я, возможно, и пошла бы туда, но теперь я, смею думать, научена опы­том и умею себя вести.

Филип начал постигать следующее: существуют две мисс Эббот: одна - способная проделать самостоятельно путь в Монтериано, и другая, которая не может войти в дом Джино, хотя приехала специально с этой целью. Открытие позабавило его. Которая же отзовется на его следующий выпад?

-    Очевидно, я неправильно понял Перфетту. Так где же состоя­лось свидание?

-    Не свидание, нет. Случайная встреча. Простите, я действитель­но хотела предоставить вам первому увидеть его. Вы сами виноваты. Опоздали на день, хотя должны были прибыть вчера. Я же приехала вчера и, не найдя вас, отправилась на Скалу - знаете, там вас пропу­скают через садик, дальше лестница ведет на полуразрушенную башню, и вы оказываетесь над всеми другими башнями, над равни­ной и остальными холмами?

-    Еще бы мне не знать Скалу! Я же вам про нее и рассказывал.

-    Так вот. Я пошла туда полюбоваться закатом. Больше мне де­лать было нечего. В саду я увидела его. Оказывается, садик принад­лежит его другу.

-    И вы поговорили.

-    Я чувствовала себя очень неловко. Но пришлось разговаривать, он вынудил меня к этому. Видите ли, он решил, что я приехала как туристка. Он и сейчас еще так думает. Он говорил со мной любезно, и я почла за лучшее быть тоже вежливой.

-   О чем же вы беседовали?

-    О погоде - говорят, завтра к вечеру ожидается дождь, - о дру­гих городах, об Англии, обо мне, немножко о вас, и, представьте, он сам заговорил о Лилии. Совершенно отвратительная сцена. Притво­рялся, будто любил ее. Предлагал показать ее могилу - могилу жен­щины, которую убил!

-    Дорогая мисс Эббот, он не убийца. Недавно я пытался втолко­вать то же самое Генриетте. Когда вы узнаете итальянцев, как знаю их я, то поймете, что он был совершенно искренен. Итальянцы обо­жают мелодраму, смерть и любовь для них - явления театральные. Не сомневаюсь, что он убедил себя в том, что вел и ведет себя безу­коризненно - и как муж, и как вдовец.

-    Возможно, вы и правы, - согласилась мисс Эббот: впервые сло­ва его произвели на нее впечатление. - Когда я попробовала, так ска­зать, закинуть удочку, намекнуть, что он вел себя не совсем так, как надо... ничего не получилось. Словом, он меня не понял или не по­желал понять.

Представив себе, как мисс Эббот наставляет Джино на вершине горы в духе благотворительницы прихода, Филип рассмеялся. Наст­роение у него заметно поднималось.

-    Генриетта бы заявила, что у Джино нет чувства греха.

-    Боюсь, что Генриетта права.

-    В таком случае не означает ли это, что он безгрешен?

Не в характере мисс Эббот было поощрять легкомыслие.

-    Мне достаточно знать, что он сделал, - возразила она. - Меня не интересует, что он говорит и что думает.

Ее прямолинейность заставила Филипа улыбнуться.

-    Однако что же он сказал про меня? Небезынтересно бы услы­шать. Готовит он мне восторженный прием?

-    Нет, нет, я не говорила ему, что вы с Генриеттой приезжаете. Ес­ли пожелаете, можете застать его врасплох. Он просто спросил про вас и пожалел, что так грубо обошелся с вами полтора года назад.

-    Стоит ли вспоминать такие пустяки? - Филип отвернулся, что­бы она не увидела, что лицо его расплылось от удовольствия. Изви­нение, которое было бы неприемлемо полтора года назад, сейчас по­казалось уместным и приятным.

Она не пропустила его замечание мимо ушей.

-    В свое время вы не считали это пустяком. Вы мне сказали, буд­то он оскорбил вас действием.

-  Я потерял самообладание, - ответил Филип беззаботным тоном. Тщеславие его было утолено. Достаточно было лишь проблеска учтивости, чтобы настроение у него переменилось. - А все же... что именно он сказал?

-     Что раскаивается в своем поступке - сказал шутливо, как ита­льянцы всегда говорят такие вещи. Но о ребенке ни разу не обмол­вился.

Экая важность - ребенок, когда в мире опять все стало на свои места! Филип улыбнулся, рассердился на себя за эту улыбку и не­вольно улыбнулся снова - романтика вернулась в Италию, в стране не было больше плебеев, она сделалась прекрасной, любезной, оба­ятельной, как прежде. А мисс Эббот... она тоже была в своем роде прекрасна, несмотря на невоспитанность и ограниченность. Она не была безучастна к жизни и старалась прожить ее так, как считала нужным. И Генриетта... даже и та старалась.