Куда боятся ступить ангелы - [16]

-    Ты его никогда больше не увидишь, - заметил Спиридионе, кла­дезь житейской мудрости. - Он, наверное, уже забыл про тот случай.

-    Бывает, что такие вещи запоминаются надолго. Конечно, я его не увижу, но какая мне польза от того, что он обижен на меня? А ес­ли и забыл, то все равно жаль, что я повалил его тогда на кровать.

Так текла их беседа, то полная ребяческой непосредственности и трогательной рассудительности, то чудовищно непристойная. Тени терракотовых колонн удлинялись, туристы, пробегавшие через ко­лоннаду Палаццо Публико мимо кафе, могли убедиться, как италь­янцы праздно проводят свои дни.

При виде туристов Джино вспомнил еще кое-что.

-    Я хочу с тобой посоветоваться, раз уж ты так близко принима­ешь к сердцу мои дела. Жена хочет гулять в одиночестве.

Спиридионе был шокирован.

-    Но я ей запретил.

-    Само собой разумеется.

-    Она никак не может понять. Иногда просит меня пойти вместе с ней. Идти гулять без всякой цели, просто так! Ты знаешь, она бы хотела, чтобы я весь день проводил с ней.

-     Понятно, понятно, - Спиридионе наморщил лоб, соображая, как помочь другу. - Ее надо чем-нибудь занять. Она католичка?

-    Нет.

-   Жаль. Надо ее уговорить. Тогда это утешало бы ее, когда она ос­тается одна.

-    Я католик, но, конечно, никогда не хожу в церковь.

-     Еще бы. Но все-таки для начала ты мог бы сводить ее туда. Именно так поступил со своей женой мой брат в Болонье. Он всту­пил в секту свободомыслящих, раза два свел ее туда сам, а потом это вошло у нее в привычку, и теперь она ходит без него.

-     Превосходный совет, благодарю тебя. Но главное - она хочет приглашать на чай мужчин и женщин, которых она в глаза не видала.

-    Какая нелепая затея! Ох уж эти англичане! Вечно у них чай на уме! Килограммами возят его в чемоданах. И до того глупы, что все­гда укладывают чай поверх остальных вещей.

-    Что же мне делать?

-    Ничего не делать! Или пригласить меня!

-    Пойдем! - Джино вскочил. - Она будет очень довольна.

Бойкий молодой человек зарделся.

-    Я ведь пошутил.

-     Знаю. Но она хочет, чтобы я приводил друзей. Пойдем сейчас же! Официант!

-    Раз я пойду пить к тебе чай, - запротестовал Спиридионе, - пла­тить по счету должен я.

-    Ничего подобного. Ты в моем городе!

Последовал долгий спор, в нем принимал участие официант, предложивший несколько выходов из положения. В конце концов восторжествовал Джино. Счет свелся к восьми с половиной пенсам, да полпенса официанту, итого девять пенсов. Последовал поток бла­годарных слов с одной стороны и протестов с другой, и вдруг в раз­гар обмена учтивостями друзья взялись под руку и зашагали по ули­це, щекоча друг друга соломинками для лимонада.

Лилия была в восторге, Джино давно уже не видел ее такой ожив­ленной. Чай отдавал сеном, они попросили позволения пить его из бокалов и отказались от молока. Но все-таки это было уже на что-то похоже, как она повторила несколько раз. У Спиридионе были очень приятные манеры. Когда его представили, он поцеловал ей руку, и так как благодаря своей профессии немного знал английский, то беседа не прерывалась.

-    Вы любите музыку? - спросила она.

-    Безумно, - ответил он. - Я не изучал ее серьезно, но люблю ее сердцем.

Так что она поиграла - и притом очень дурно - на расхлябанном пианино, а он спел - причем весьма недурно. Затем Джино принес гитару и тоже запел, сидя в лоджии. Словом, визит удался как нель­зя лучше.

Джино сказал, что только проводит друга до его жилья. По доро­ге он заметил вскользь, просто, без малейшего недоброжелательства:

-     Пожалуй, ты прав. Я больше не стану водить в дом людей. Не вижу, почему с английской женой надо обращаться не так, как с ита­льянской. Ведь мы в Италии.

-    Ты очень умно говоришь! - воскликнул приятель. - Очень ум­но. Чем ценнее собственность, тем тщательнее следует ее охранять.

Они уже достигли дома, где остановился Спиридионе, но потом дошли до кафе «Гарибальди», где засиделись допоздна и восхити­тельно провели время.

IV

Раскаяние в содеянном иногда нарастает так постепенно, что невозможно сказать: «Вчера я была счастлива, сегодня несчаст­на». Ни на одну минуту Лилия не заподозрила, что ее замужество - ошибка. И тем не менее летом и осенью она была несчастлива в той мере, в какой допускал ее характер. Не то чтобы муж обращался с ней плохо, бранил ее. Нет, он просто оставлял ее одну. Утром он ухо­дил по делам. Насколько ей удалось выяснить, «дела» состояли в си­дении в аптеке. Обычно он возвращался ко второму завтраку, после чего ложился вздремнуть. Вечером он опять оживал и дышал возду­хом на городском валу. Обедал он частенько не дома и редко возвра­щался раньше полуночи, а то и позже. Бывало, он надолго уезжал из города - в Эмполи, Сиену, Флоренцию, Болонью. Он обожал путе­шествовать и повсюду заводил друзей. Лилия не раз слыхала, что он очень популярен.

Она начала сознавать, что должна каким-то образом отстоять свои права, но не знала, как это сделать. Ее самоуверенность, кото­рая помогла ей победить Филипа, постепенно убывала. Когда она по­кидала этот чужой для нее дом, она попадала в чужой город. Если бы, ослушавшись мужа, она отправилась гулять по предместью, то ее окружила бы еще более чужая природа - обширные склоны хол­мов, покрытые оливковыми рощами и виноградниками, беленые фермы, а вдали снова склоны, оливы и фермы, и на горизонте, на фо­не безоблачного неба, - другие провинциальные городишки.