Кубок Нерона - [29]
— Робеспьер?
— Робеспьер? — Удивленное молчание, потом смех.— А, ну да, конечно. Мой новый пою de guerre[29].
— Осторожность в нашем деле никогда не мешает. Я звоню, только чтобы сказать, что все сделано.
— Товар у тебя?
— К сожалению, нет. Он вернулся с пустыми руками. Но я не мог рисковать. Он слишком много знал.
— Понимаю. Ну что ж, не беда. Зато другие, наверно, смекнут теперь, что лучше им в это дело не встревать.
— Увы, у меня такой уверенности нет. Как бы там ни было, они опоздали, а я успел вовремя.
— Что думаешь делать?
— Служебные секреты я по телефону не обсуждаю,— засмеялся он.— Свяжусь с твоим здешним представителем — назовем его так,— а там придется действовать быстро.
— Good luck[30].
Он положил трубку. Да, удача ему сейчас ох как нужна. И побольше, иначе дело не выгорит. Чересчур уж много поставлено на карту — никаких перекосов быть не должно. Впрочем, он в своей жизни справлялся с куда более серьезными проблемами, чем какой–то стокгольмский антиквар. С куда более серьезными. Он улыбнулся своему отражению. Перебитый нос давно перестал ему мешать. Наоборот. Нос придавал его чертам свирепость и беспощадность, а это внушало уважение.
ГЛАВА X
На следующий день я поехал за город. Без старой, двадцатых годов, плетеной корзины, где есть место и для стаканов, и для столовых приборов, и для винных бутылок, и для еды,— я купил ее как–то на распродаже наследства в Эстермальме. И без пледа, который можно расстелить под тенистыми дубами на берегу озера, сверкающего в солнечных лучах. В унылом пасмурном декабре пикник не устроишь. Нет, эта поездка была совсем иного рода, более деловая, но весьма и весьма увлекательная. Я ехал на аукцион. И не куда–нибудь, а в Эребру. Я вообще люблю аукционы. Шум, толчею, напряженное ожидание. Накал страстей, когда цены поднимаются все выше и никто не хочет отступать.
В моем деле аукционы играют очень важную роль. Хороших товаров мало, и не годится сидеть сложа руки, дожидаясь, пока в магазин явится клиент и предложит что–нибудь интересное. Что было, то прошло. Конечно, иной раз кто и зайдет с оловянной ступкой, ост–индской чашей или парой серебряных подсвечников. Но, как правило, им нужно лишь бесплатно оценить свою собственность, узнать, сколько за нее дадут. К тому же конкуренция обострилась. У людей есть деньги, и интерес к антиквариату постоянно возрастает. Все смекнули, что красивые вещи уникальны, что изготовлялись они в считанных экземплярах и стулья XVIII века или серебряные ампирные супницы встречаются реже и реже, почти не выходят на рынок. Покупателей становится больше, и они гораздо осведомленнее, а вот товарные резервы отнюдь не увеличиваются, наоборот. Крупные аукционные фирмы, превращающие антиквариат в предмет спекуляции, тоже не облегчают жизнь владельцу антикварного магазинчика на Чёпмангатан, в Старом городе. Потому он и вынужден уезжать подальше от Стокгольма и смотреть, нет ли чего в глубинке. Хотя конкуренция вокруг мало–мальски приличных вещей растет и там. Почти всегда приезжают торговцы из Стокгольма, да и местные любители слишком хорошо осведомлены, чтобы упустить лакомые кусочки. Так что интересные находки случаются редко. Но порой все же и удается отыскать что–нибудь этакое, особенно если на примете уже есть покупатель, скажем коллекционер. Вдобавок вещи заурядные, вполне приличные, хоть и не маркированные и не больно–то затейливые в провинции дешевле, чем в столице. Но глядеть надо в оба. Иные торговцы взяли моду разъезжать по Швеции в автобусах, набитых сомнительным товаром, и устраивать «выгодные распродажи наследства с множеством ценных вещей». Я обычно просматриваю подобные объявления и прежде всего слежу за тем, какие художники там упоминаются. Если в перечне картин нет «имен», легко догадаться, каково качество прочих экспонатов аукциона.
День выдался погожий, аукцион — удачный, как я и надеялся. Масса народу в тесных помещениях наискосок от вокзала. Общительный шумный аукцион щик, разряжавший атмосферу грубоватыми шутками, дамы в манто и каракулевых шляпках, сражавшиеся из–за коробок с полотенцами и постельным бельем. Затяжные дуэли из–за блестящих мельхиоровых приборов. Стулья во вкусе крестьянского рококо, сработанные провинциальными столярами, но шедшие по непомерно высокой цене. Кое–что, правда, оказалось дешевле, чем в Стокгольме, например великолепная ваза Галле. Я тоже не остался внакладе. Среди ковров, развешанных в углу, шелковисто поблескивал один, кашанский: высокий кипарис в желтых и зеленых тонах на бледнокрасном фоне, по которому разбросаны птицы, олени, цветы. Я выложил почти пятнадцать тысяч, но он стоил этих денег, а то и больше, ведь и возраст почтенный, и в хорошем состоянии. Я насчитал полмиллиона узелков на квадратный метр — неимоверный труд, и все вручную. Сам–то я, конечно, считал не «вручную», есть удобный способ, им я и пользуюсь. Достаточно отмерить на изнанке десятисантиметровый квадрат, подсчитать количество узелков в одном ряду и количество нитей основы. Потом эти цифры надо перемножить и к результату приписать два нуля — вот вам и количество узелков на квадратный метр. Просто и удобно, особенно если учесть, что стоимость ковра пропорциональна плотности узелков.
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Как часто вы ловили себя на мысли, что делаете что-то неправильное? Что каждый поступок, что вы совершили за последний час или день, вызывал все больше вопросов и внутреннего сопротивления. Как часто вы могли уловить скольжение пресловутой «дорожки»? Еще недавний студент Вадим застает себя в долгах и с безрадостными перспективами. Поиски заработка приводят к знакомству с Михаилом и Николаем, которые готовы помочь на простых, но весьма странных условиях. Их мотивация не ясна, но так ли это важно, если ситуация под контролем и всегда можно остановиться?
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.