Кубинский зал - [7]
Плотно закрыв за собой дверь, в комнату вернулась Джудит; к уху она прижимала телефон.
— У нас возникла проблема, оператор, — сообщила она, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. — Нам срочно нужен врач… У нас тут восьмилетний мальчик, и он не дышит… Что?… Нет, я не знаю. Мы только что проснулись! Нет, это мы проснулись, а он — нет. Прошу вас, поспешите! Я не знаю, как давно… — Она продиктовала наш адрес и номер телефона. — Пожалуйста, приезжайте скорее!..
— Вчера вечером он был в порядке… — сказал я.
Дверь отворилась, и в спальню заглянул Тимоти; в глазах сына я разглядел смятение и страх.
— Мам?…
— Закрой, пожалуйста, дверь, Тимоти.
— Но мама!..
— Делай, что тебе говорят.
Тимоти перевел взгляд на меня:
— Но другие мальчики…
— Закрой, дверь, — с нажимом сказала Джудит. — Сейчас же!..
Тимоти исчез. Он слушался мать и будет подчиняться ей в будущем.
Джудит снова опустилась на колени рядом с Уилсоном.
— Что ты сказал?… — переспросила она. — Он был в порядке?
— Да.
— Ты проверял всех мальчиков?
— Нет. Уилсон проснулся и…
— Что ты с ним сделал?! — В голосе Джудит что-то дрогнуло.
— Ничего. Он хотел пить, и я налил ему молока, а потом снова уложил в постель.
Джудит, казалось, что-то искала вокруг, приподнимая другие спальные мешки и подушки.
— Ты не давал ему арахисового масла?
— Я налил ему молока, — повторил я.
Джудит резко тряхнула головой, то ли гневно, то ли отчаянно.
— У Уилсона сильнейшая аллергия на арахисовое масло. Это страшная, страшная, страшная штука! — Схватив рюкзачок Уилсона, она торопливо вытащила оттуда украшенное эмблемами «Джетс» нижнее белье, свежую рубашку и носки. — Его мать заставила меня поклясться, что я не дам ему ничего, что может содержать арахис. Ему нельзя ни крошки, ни одной чертовой молекулы этого масла. Оно действует на его иммунную систему как катализатор, начинается цепная реакция. Ей даже пришлось заранее позвонить в ресторан и на всякий случай предупредить персонал, что у Уилсона будет с собой шприц с лекарством. — Джудит бросила взгляд на часы. — Теперь уже слишком поздно, ему уже не… От греха подальше я выбросила все арахисовое масло, что было у нас в доме, выбросила яйца и орехи кешью. Я даже проверила все сладости!..
— Но я дал ему просто молоко!
Джудит расстегнула спальный мешок Уилсона, отвернула край и сразу наткнулась на пластмассовый футляр с надписью «Эпинефрин. Инъекция. Применять в случае угрозы анафилактического шока».
— Футляр пуст! — воскликнула Джудит. Она еще больше распахнула спальник. Рядом с телом мальчика лежал желтый шприц-инъектор с торчащей из него короткой иглой.
— Вот он, — сказала Джудит упавшим голосом. — Значит, Уилсон пытался… Он знал, что происходит, знал! — Заплакав, она наклонилась вперед и крепко поцеловала мальчугана, словно надеясь вернуть его к жизни. — Боже мой, ведь я же обещала!.. Я обещала его матери, что я… — Она вскинула голову и посмотрела на меня с неожиданной яростью. — А на стакане что-нибудь было?
— Что, например?
— Например, арахисовое масло?
— Нет. Впрочем, после ужина у меня были жирные пальцы. Возможно, жир попал на стекло и…
— Что ты ел на ужин?
— Я заказал на дом какое-то тайское блюдо, дорогая. Уверяю тебя, никакого масла…
— О господи! — Джудит стремительно вскочила, зажимая рот ладонью.
В следующее мгновение она в ужасе выбежала вон, и пока минута за минутой наша жизнь разваливалась на части, — а приезд медицинской бригады и полиции, звонок родителям Уилсона, нервная болтовня, ужас и слезы остальных мальчиков, извлечение из посудомоечной машины злополучного стакана (все еще измазанного по краям арахисовым маслом, все еще резко пахнущего этим концентратом земляных орехов) и приезд остальных родителей наносили ей все новые и новые удары! — словом, пока все, чем мы дорожили, рушилось, отправляясь в небытие, перед моим мысленным взором стоял этот стакан молока: прохладное стекло, покрытое снаружи капельками влаги, слегка вогнутая поверхность голубовато-белой жидкости внутри — полный и щедрый, чистый и безопасный символ родительской любви, вкус которой, кажется, можно почувствовать даже на расстоянии. Кто бы мог подумать, кто мог представить, что я, Билл Уайет — надежный парень, исправно платящий налоги человек-минивэн, уважаемый партнер крупной юридической фирмы, когда-нибудь убью восьмилетнего мальчишку, протянув ему стакан молока?
Потом я вспомнил, что Уилсон был одним из мальчиков, которых мне особенно хотелось видеть на дне рождения Тимоти, так как его отцом был некто иной, как Уилсон Доун-старший — совладелец-распорядитель одного из самых влиятельных инвестиционных банков Нью-Йорка, компании с отделениями в ста двадцати шести странах мира, являвшейся едва ли не самым крупным клиентом моей фирмы. И вот сын такого человека погиб, задушенный моими амбициями и моим честолюбием. Если угодно, можно взглянуть на происшедшее именно с такой точки зрения, и это будет совершенно правильно.
