Кубинский рассказ XX века - [7]
— Трус! — крикнула она, оттолкнув меня. — Пусти, я сама, ты никуда не годишься!
Невинность твердой рукой решительно ощупала раненое место, нашла шип и, зацепив его кончиком ножа, вытащила, потом перевязала ранку моим носовым платком, легко вскочила, резким движением оправила подол платья и, крепко ударив меня по плечу, повторила:
— Трус! Правильно сделал, что не пошел на войну! Тебя бы даже в Красный Крест не взяли!
Еще долгое время спустя она припоминала мне этот маленький случай, и издевкам ее не было конца. Что это? Неужели только тревога за нее и вид крови любимой девушки вызвали у меня такое странное, доходящее почти до потери сознания оцепенение? Не знаю. Психология никогда не принадлежала к числу моих любимых наук. Но неоднократно потом и даже сейчас, стоит лишь на миг прикрыть глаза, как перед внутренним взором предстает та лилейно-белая нагота и красное пятно.
Теперь все уже в прошлом: Невинность, безбрежные пески, сосны, сурово и неподвижно встающие под голубым небом, большая любовь, вдохнувшая жизнь в эту увядающую природу и расцветившая ее яркими красками. Время, а вернее приобретенный с ним жизненный опыт, губит в человеческом сердце столько благородных химер, уносит с собою столько возвышенных нелепостей!
Наступала осень. Я трепетал при мысли о долгих, холодных днях, о бесконечных ночах под серым печальным небом. Если бы не радости, которые дарил мне сосновый бор, жизнь в изгнании из-за ее бесконечного однообразия стала бы для меня нестерпимой, особенно после того, как я познакомился с Невинностью. Я думал о непогоде, которая помешает нам видеться и целые дни проводить в прогулках. Что готовит мне грядущее в чужой стране? Какие неожиданности, радости, горе? Вечерами, расставшись с Невинностью, я возвращался в гостиницу в мрачном расположении духа, терзаемый безотчетной тревогой; я закрывался в своей комнате, чтобы еще и еще раз до мельчайших подробностей пережить прошедший день.
Смена времен года всегда производит в моей нервной впечатлительной душе какой-то переворот, вызывает ощущения, которые я сам никогда не умел объяснить: может быть, мое сердце, мозг, все мое существо не более чем особо точный, особо хрупкий барометр.
Но осень всегда прекрасна. Похоже, что в эту переходную пору природа, которой приходится одеваться в полутона, особо заботится о том, чтобы отыскать самые прекрасные оттенки своих привычных красок. Листья умирают с изящным кокетством. В этом прощании, для которого они с улыбкой облачаются в праздничные наряды, есть что-то торжественное и чарующее, трогающее душу и сковывающее ее порывы. Окутанный царственной пышностью сумерек, наш нищенский уголок природы становился волшебной страной. Сорванные порывами ветра листья апельсиновых деревьев вились среди маленьких пылевых вихрей, смерчей мелкого, горячего, слепящего глаза песка.
— Куда они летят? — грустно спрашивала меня девочка.
Ее тоже переполняло нежное и скорбное чувство, безотчетная грусть, словно бы в этом мирном прощании природы она видела прообраз нашей будущей неизбежной разлуки. Невинность склоняла голову и целые часы проводила в глубоких раздумьях. Порою ею овладевали странные капризы, порожденные, как нетрудно было догадаться, какой-нибудь навязчивой идеей. Так, к примеру, ей захотелось провести со мной целую ночь в лесу.
— Нам нельзя терять время, — твердила она. — Кто знает, что будет через месяц! Ты подожди меня здесь, я схожу домой, подожду, пока все заснут, потихоньку выйду и разыщу тебя. Увидишь, ночью здесь гораздо красивее, чем днем.
Но я, сам не знаю почему, находясь во власти тревоги и какого-то чувства, похожего на страх, откладывал осуществление ее прихоти.
Последним днем, когда я видел Невинность веселой, брызжущей той заразительной радостью, которой были отмечены первые порывы нашей любви, стало воскресенье в середине ноября. Исполнялось шесть месяцев со дня памятной встречи.
Стояло раннее утро, и только я успел наклониться, чтобы раздвинуть жерди в заборе, преграждающем мне путь, как неожиданно навстречу выбежала Хакоба. Она была не одна и держала за руку прелестную девушку приблизительно одних с нею лет. Обе они, как выяснилось потом, уже больше получаса ждали меня, спрятавшись за изгородью, тянувшейся по обе стороны от моей калитки. Странно, я никогда не ходил этой дорогой и в то утро лишь по чистой случайности свернул на нее.
— Как ты узнала?.. — начал я с таким удивлением в голосе, что они обе разразились громким хохотом.
— Мы угадали! — победоносно закричала Хакоба, даже не дав мне закончить фразу.
Она познакомила меня со своей подругой. Это была ее двоюродная сестра, которая приехала к ним погостить на неделю.
— Правда, ты не ожидал такого сюрприза? Но ведь нельзя же было оставить девочку одну, вот я и взяла ее с собою.
Невинность ласково улыбалась мне, довольная своей новой выдумкой, и уверяла, что мы втроем чудесно проведем время.
Так разителен был контраст этих двух стыдливо, целомудренно и смущенно прижавшихся друг к другу девичьих фигурок, что я невольно остановился и засмотрелся на них. Невинность была блондинкой, ее сестра хорошенькой брюнеткой. Косые лучи солнца падали на две слившиеся головки, белокурые и темные локоны, смешавшись, рассыпались по двум личикам. Казалось, случай, сведший их вместе, решил предложить моему взору все самое прекрасное и грациозное, что только может быть в женщине. Но, несмотря на изящество черт и утонченное благородство другой девушки, Невинность влекла меня больше. Я снова и снова сравнивал ее стройное тело с одной из тех прекрасных антилоп, которыми столько любовался в зоологических музеях; желание, как отрава, разливалось во мне.
Роман «Царство земное» рассказывает о революции на Гаити в конце 18-го – начале 19 века и мифологической стихии, присущей сознанию негров. В нем Карпентьер открывает «чудесную реальность» Латинской Америки, подлинный мир народной жизни, где чудо порождается на каждом шагу мифологизированным сознанием народа. И эта народная фантастика, хранящая тепло родового бытия, красоту и гармонию народного идеала, противостоит вымороченному и бесплодному «чуду», порожденному сознанием, бегущим в иррациональный хаос.
Сборник посвящается 30–летию Революционных вооруженных сил Республики Куба. В него входят повести, рассказы, стихи современных кубинских писателей, в которых прослеживается боевой путь защитников острова Свободы.
Повесть «Концерт барокко» — одно из самых блистательных произведений Карпентьера, обобщающее новое видение истории и новое ощущение времени. Название произведения составлено из основных понятий карпентьеровской теории: концерт — это музыкально-театральное действо на сюжет Истории; барокко — это, как говорил Карпентьер, «способ преобразования материи», то есть форма реализации и художественного воплощения Истории. Герои являются символами-масками культур (Хозяин — Мексика, Слуга, негр Филомено, — Куба), а их путешествие из Мексики через Гавану в Европу воплощает развитие во времени человеческой культуры, увиденной с «американской» и теперь уже универсальной точки зрения.
В романе «Превратности метода» выдающийся кубинский писатель Алехо Карпентьер (1904−1980) сатирически отражает многие события жизни Латинской Америки последних десятилетий двадцатого века.Двадцатидвухлетнего журналиста Алехо Карпентьера Бальмонта, обвиненного в причастности к «коммунистическому заговору» 9 июля 1927 года реакционная диктатура генерала Мачадо господствовавшая тогда на Кубе, арестовала и бросила в тюрьму. И в ту пору, конечно, никому — в том числе, вероятно, и самому Алехо — не приходила мысль на ум, что именно в камере гаванской тюрьмы Прадо «родится» романист, который впоследствии своими произведениями завоюет мировую славу.
В романе «Век Просвещения» грохот времени отдается стуком дверного молотка в дом, где в Гаване конца XVIII в., в век Просвещения, живут трое молодых людей: Эстебан, София и Карлос; это настойчивый зов времени пробуждает их и вводит в жестокую реальность Великой Перемены, наступающей в мире. Перед нами снова Театр Истории, снова перед нами события времен Великой французской революции…
В однотомник избранных произведений великого писателя Латинской Америки, классика кубинской литературы Алехо Карпентьера вошли два романа и две повести: «Царство земное», «Век просвещения», «Концерт барокко», «Арфа и тень».Эти произведения представляют собой наиболее значительные достижения А. Карпентьера в искусстве прозы — и в то же время отражают различные этапы творческого пути писателя, дают представление о цельности идейных убеждений и историко-философских воззрений, показывают эволюцию его художественного метода от первого значительного романа «Царство земное» (1949) до последней повести «Арфа и тень» (1979).
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.
Романы, входящие в настоящий том Библиотеки кубинской литературы, посвящены событиям, предшествовавшим Революции 1959 года. Давая яркую картину разложения буржуазной верхушки («Так было») и впечатляющие эпизоды полной тревог и опасностей подпольной борьбы («Бертильон 166»), произведения эти воссоздают широкую панораму кубинской действительности в канун решающих событий.