Кубинские сновидения - [30]
Тетя не посещала церковь и презирала тех, кто туда ходил. Однажды она повела Селию к подножию холма, на котором стояла церковь Святого Лазаря. Богомольцы карабкались по холму на голых, окровавленных коленях, чтобы показать свою набожность, или чтобы очиститься от греха, или чтобы вымолить прощение медленным истязанием плоти. Они сжимали четки и покрывала, раздирали грудь, рвали на себе волосы. Их молитвы возносились от земли, словно рой насекомых летним вечером.
По субботам Селия с тетей ходили в кино. Органист, пухлый мужчина, всегда бурно сопереживавший действию на экране, успокаивался, когда начиналась любовная сцена. Он играл левой рукой пару минорных аккордов и, взмахивая правой, вытирал потное лицо неестественно белым платком. Тетя Алисия считала, что американские фильмы наивны и слишком оптимистичны, но очень забавны, и с удовольствием их смотрела. Она назвала двух своих канареек Кларой и Лилиан в честь Клары Боу и Лилиан Гиш. Однако, когда Клара снесла яйца, тетя Алисия переименовала Лилиан в Дугласа, в честь Дугласа Фэрбенкса. Птенцов назвали Чарли, Мэри и Глория.
В Санта-Тереса-дель-Мар отключено электричество. Селия идет по мирным темным улочкам и вдыхает запах жареного мяса, плывущий из открытых окон, замечает огоньки свечей, игру теней на стенах кухонь. Внезапно ей в голову приходит мысль, что она предпочла бы жить при свете свеч.
Двойняшки сделали ей сюрприз – приготовили омлет с рисом. Они целуют ее сухими губами, снимают с нее туфли и нагревают кастрюли с водой, чтобы она приняла ванну. Они не спрашивают ни о матери, ни о брате.
Селия садится в плетеную качалку и смотрит на океан, над волнами которого подпрыгивают серебряные огоньки. Что это? Летучие рыбы, или дельфины, или какая-то неведомая пульсация? Небо ожило от молний, вскормленных жаром суши. Сколько лет она рассматривает горизонт в ожидании какого-то знака? Намного больше, чем живет на свете, кажется ей, да, намного больше.
Селия неравнодушна к поэзии Федерико Гарсия Лорки. Она слышала его выступление более сорока лет назад в театре «Принсипаль де ла Комедия». Это была последняя из пяти его лекций, которые он прочитал в Гаване, и Селия, как завороженная, слушала его выразительный голос, когда он пел печальные цыганские песни. Лорка объяснил слушателям, что канте хондо – это древняя форма фламенко в его родной Андалусии, когда-то населенной маврами, и эти песни вдохновили его на написание своих собственных цыганских баллад.
Во время его выступления начался проливной дождь, и черные звуки дуэнде[31] трепетали и тайной, и мукой, и смертью. Смерть привлекала, соблазняла, и Селия, охваченная нервной дрожью, снова и снова желала умереть.
Этой ночью Селия спит беспокойно. До нее доносятся голоса, обрывки слов на многих языках, словно разрозненные лоскутки одеяла. Слоги плывут над ней, медленно тая в ледяном расплывчатом пятне белого света. Селия пробуждается в зловещем лунном свете, разлившемся по постели. Она зовет внучек.
– Бегите к дому Эрминии! Скажите ей, чтобы она сейчас же отвезла нас в Гавану!
Руки Селии дрожат, как заблудившиеся птицы. Она не может застегнуть пуговицы на желто-зеленом платье. Селия бежит на негнущихся ногах мимо дивана, покрытого линялой мантильей, мимо побелевшего орехового пианино, мимо мебельного гарнитура, в котором не хватает стула, и останавливается на крыльце в ожидании.
– Mi hija, mi hija, mi hija, – повторяет она, как будто ее слова могут спасти Фелисию.
Ночь расцвечена звездами, но Селия ничего не замечает. В углу неба висит одинокий месяц. На шоссе Селия ощущает запах океана, ощущает его всю дорогу, пока они едут в Гавану.
Письма Селии. 1942 – 1949
Querido Густаво!
У нас идет гражданская война, теперь диктаторский режим и в твоей, и в моей стране. Полмира в войне, никогда еще не было так плохо. Одна только смерть заслуживает доверия.
Я все еще люблю тебя, Густаво, но это любовь по привычке, как больное колено, которое не дает покоя перед дождем. Память – искусный соблазнитель. Я пишу тебе, потому что должна писать. Я даже не знаю, жив ли ты и кого сейчас любишь.
Однажды я спросила себя, как и почему возникает навязчивая идея. Но я больше не пытаюсь ответить на этот вопрос. Я принимаю ее, как приняла мужа и дочерей и свою жизнь на плетеных качелях, жизнь, полную обыкновенных соблазнов. Я начала учить французский язык.
Твоя Селия
Любовь моя!
Ты, наверное, читал о приливной волне, которая обрушилась на Кубу? Сотни людей остались без жилья и лишились всего имущества. Вдовец из нашей деревни, Нестор Прендес, утонул, потому что отказался покинуть свой дом. Он сказал, что хочет соединиться с женой, что сам решает, когда ему умереть. Нестор отгонял палкой своих детей, когда они старались поднять его со стула, и плакал так горестно, что они в конце концов оставили его в покое.
Наш дом все еще сохнет, после того как почти неделю пробыл под водой. Единственная вещь, о которой я действительно сожалею, это пианино. Хорхе купил его мне, когда мы впервые сюда приехали. Роскошная обшивка орехового дерева побелела. Я нажимаю клавиши, но раздается только хлюпанье мокрого сукна. Когда мы установили пианино, я знала, что буду играть в первую очередь. Дебюсси, конечно.
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.