Кто здесь хозяин? - [18]

У Ило дрожали губы, он не находил места рукам и никак не мог заговорить.

— Слушаю, Ило, дорогой, — подбодрил его Годердзи.

— Я того… ничего особенного… Хотел кое-что уточнить, конечно, если ты… Какая была погода?

— Дождливая, — не задумываясь, ответил Годердзи и решил впредь повнимательнее присматриваться к своим снам; уж больно поверхностным зрителем он оказался.

— Дождливая? — не своим голосом спросил Ило.

— Да, точно.

— А скажи, ради бога, на новом стадионе проходила игра или на старом?

— На новом. На старом во время дождя лужи, вода на поле скапливается.

— Что скапливается?

— Лужи, говорю, на старом стадионе, когда дождь. Заходи, покорнейше прошу. — Годердзи попятился, приглашая соседа.

— Ничего, ничего, я в другой раз. — Ило возвел глаза к потолку и вздохнул. — Если помнишь, конечно: грубая игра была?

— С чьей стороны? С нашей или с ихней?

— Вообще.

— Нет, игра, пожалуй, не была слишком уж грубой. Но к прессингу прибегали.

— К чему прибегали?

— К прессингу.

— По всему полю?

Годердзи почувствовал сухость в горле и с трудом сглотнул слюну.

— Нет, только в пределах штрафной площадки.

— Спасибо, спасибо. — Ило пошел было к своим дверям, затем опять вернулся, хотел еще что-то спросить, но передумал, махнул рукой и ушел-таки наконец.

«Какая муха его укусила! Прямо свихнулся человек. С чего бы? Сон ему рассказал — чепуховину какую-то, пустяк. Больше ведь ничего не было… Неужели мужика в его возрасте может выбить из колеи сон, да к тому же чужой. Да родись он футболистом, сейчас для него и футбол дело прошлое, и даже волейбол; покраснел, прямо кровью налился, того и гляди удар хватит. Как бы с ним по моей вине чего не приключилось, вот какая штука, вот чего я боюсь… А я тоже хорош — такая белиберда приснилась! Не то что футболистом на поле, я его и на трибуне зрителем никогда не видел. Сон должен быть правдоподобным, хоть самую малость… Надо же — серьезный человек, а впал в такое состояние! В наше время из отборных яиц под хорошей наседкой цыплята не вылупляются, а он боится, что сон сбудется. Сколько раз мне во сне конец был, полный каюк, но ведь жив, и ничего…»

То одним попробовал заняться Годердзи Квициния, то другим. Но ни к чему не лежало сердце. Не найдя дела по душе, вынес на балкон табурет и ножовку и на два пальца укоротил ему ножки; убеждал себя, что табурет высоковат, неудобно сидеть. Однако, отпилив, убедился, что табурет был в самый раз, теперь же стал низковат.

Кое-как дотянул до обеда. Было почти четыре, когда он устроился перед телевизором. В дверь позвонили. Он знал, что это Ило. Говоря по правде, он ждал появления соседа.

Ило был в черном выходном костюме и в шляпе. В руках у него была трость с набалдашником в виде львиной головы; его левый глаз подергивался от тика.

— Я сейчас ухожу, — после недолгой паузы доверительно сообщил гость, словно если кто и должен был знать об его уходе, то в первую очередь Годердзи.

— Куда? — из вежливости спросил хозяин. — Далеко?

— Да тут недалеко, к шурину по делу. Ничего особенного… Вот что еще скажи: играл-то я хоть прилично?

— По-моему, неплохо играл… Ну, как тебе сказать… раза два прорвался хорошо, остро. Подробностей-то я не помню… И вообще, что ты ко мне привязался? Думаешь, я всю игру от начала до конца смотрел?.. Сам знаешь, что за штука сон — промелькнет, и все. Так тебе и покажут во сне оба тайма! — В голосе Годердзи Квициния послышались нотки досады и раздражения.

— Мне интересно, создал ли я хоть один голевой момент. Или, может, хорошо навесил на ворота…

— Не навешивал. Пробросил себе мяч и не догнал, за лицевую упустил. Вот все, что я видел. И вообще… меня больше не интересуют сны. А тебе что, заняться нечем?! — Годердзи не захлопнул дверь перед соседом, но ясно дал почувствовать, что ему надоели бессмысленные визиты.

— Спасибо, спасибо, — Ило легко и изящно повернулся, щелкнул каблуками и нажал кнопку лифта, но, не дожидаясь кабины, приподнял шляпу и побежал вниз по лестнице.

Как вы думаете, он в самом деле шел к шурину?

Перевод А. Эбаноидзе

Спасение

Бачана Суладзе и его супруга Нора собрались на рынок. Им нужно было купить помидоры. Бачана не любил рынка, и жена еле уговорила его: коли сейчас не купим, помидоры опять вздорожают и останемся в этом году без томатной подливы. Посвященный читатель знает, а непосвященному я во всеуслышанье заявляю, что без острой томатной подливы имеретинский дом — не дом.

Последние дни августа. Воскресенье. Зной и пекло уже позади, но с утра на город жарко дохнуло с моря; горожане позакрывали ставни и шторы и твердо решили без крайней необходимости не покидать тенистых дворов.

— Нашла время: в такую жару — за помидорами! — ворчит Бачана, вяло помахивая корзиной. — Ну кто ходит на базар в такую жару!

— Шагай, шагай. Не бойся, не растаешь. Тоже мне — подвиг. Неужели мне самой тащить тридцать кило помидоров? — не остается в долгу жена.

Со стороны, однако, незаметно, что муж с женой переругиваются. Они идут степенно и даже гордо и так неторопливо и приветливо раскланиваются со знакомыми, словно в городе царит прохлада, как в пещерах Сатаплии, а для Бачаны нет большего удовольствия, как тащить на плече корзину, полную подкисших и даже чуть подгнивших помидоров.