Кто вы здесь, в Америке? - [36]
WTC состоит из двух башен: одна немного северо-западнее другой (Северная и Южная, на Южной находилась смотровая площадка и нечто типа туристического лобби внизу, Северная была занята исключительно офисами). Первый самолёт врезался в Северную башню в 8:38, второй - в Юж-ную, в 9:05, как раз, когда я выходил из метро. Первый удар пришёлся по 80-90-ым этажам, вто-рой - по 70-80-ым.
Когда я увидел башни напрямую, в Север-ной разгорался пожар, пламя начало охватывать почти всю ширину башни, а по высоте распрост-ранялось на 2-3 этажа. Поперёк Южной башни виднелся косой шрам, пересекавший всю ширину башни. Тогда я ещё не понимал, что это - дыра, проделанная крыльями самолёта. Самолёт "прот-кнул" башню фюзеляжем и крыльями и взорвался на вылете с другой стороны. Как у децентриро-ванной пули, входное отверстие было узкое - по размеру "снаряда". Тогда я не знал, что с другой стороны в здании зияет огромная дыра, по высоте - этажей 12, а по ширине почти во всё здание.
Этого я не видел, а про "шрам" подумал, что, видимо, самолёт, ударившись, лишь "оцара-пал" здание. Открытого пламени в Южной башне видно не было, но с этажей, в которые ударил са-молёт, валил густой дым, поднимавшийся вверх и
охватывающий все верхние этажи. Дым также валил из нескольких "очагов", как выше, так и ниже попадания.
Было отличное солнечное утро, парк был заполнен ранними туристами и служилым людом, высыпавшим из ближайших контор. Делать было по-прежнему нечего, и я пошёл вдоль Гудзона в сторону WTC, глядя на пожар. Пожар выглядел серьёзным, и я с тоской подумал о тех, кто нахо-дится выше уровня огня: прорваться через этажи, охваченные пожаром представлялось невозмож-ным. Отсидеться наверху тоже представлялось проблематичным: день был безветренный, и густые клубы дыма поднимались прямо наверх. То, что башни могут упасть, ничего не предвещало: пожар и разрушения были далеко наверху, казалось, что зданиям в целом ничего не угрожает.
Так я дошёл до того японского ресторана, где мы с тобой сидели, а оттуда свернул направо: там прямо от WTC на юг идёт широкий проспект в 6 или 8 рядов. По этому проспекту я подошел до-вольно близко к Южной башне. Возле неё выстраивались машины пожарных и полиции, я увидел всю башню, у её подножия дымились об-ломки самолёта. От этажей, охваченных пожаром, отлетали какие-то блёстки, похожие на птиц: это, как я понял, отлетали стеклянные и металлические панели.
Пожарные и полиция явно ничего не ожида-ли: какие-то чины в касках, но в белых рубашках и галстуках, чего-то обсуждали, полиция в основном следила за тем, чтобы никто не попал под колёса подъезжающих пожарных машин. Стояло несколь-ко битых машин: наверное, столкнулись от неожи-данности, когда это произошло.
Я перешёл "проспект" и решил переулками вернуться к своей конторе, попив по дороге кофе. Когда я свернул в боковую улицу и прошёл метров 100, то услышал нарастающий грохот. В первую долю секунды он ещё не испугал: что-то упало, подумаешь, но грохот нарастал и нарастал. Он не был похож на грохот горного обвала, звук был ре-гулярный, скорее он был похож на звук падающих друг на друга костяшек домино, усиленный на со-ответствующее число децибел. И тут я (да и другие прохожие на улице) понял: это он, пиздец. Звук приближался быстро, бежать было бессмысленно, но я, как и все, почувствовал, что с открытого мес-та надо убраться. Я бросился в ближайшую нишу какого-то подъезда, прижался к стене, закрыл за-тылок руками. Тут волна докатилась до нашего уровня, краем глаза я увидел, как по "проспекту", с которого я свернул, пронеслась лавина обломков, часть из них "дифракцией" залетела в нашу улицу, потом раздалось что-то вроде громкого "У-ух", это нас накрыло облаком пыли, и наступила полная темнота. Пыль стала набиваться в глаза и лёгкие, люди вокруг закашляли. Стеклянная дверь подъ-езда была заперта, мы стали колотить в неё, за ней было видно какое-то движение, но никто не откры-вал. Какой-то здоровый мужик рядом со мной стал колотить ногами в стеклянную дверь, я стал ему помогать, после нескольких десятков ударов "неразбиваемое" стекло треснуло, ещё пара ударов, и образовалась дыра, в которую все и пролезли внутрь.
Внутри было нормально, только снаружи проникало всё больше и больше пыли. Но жить было можно, пыльно, но не так, как на улице, где можно было может даже и задохнуться. Но сна-ружи было темно. Я спустился в подвал, где был "качок" с умывальником. С некоторыми случилась истерика, их успокаивали: "Calm down, calm down, you are safe here" [«Успокойтесь, успокойтесь, вы здесь в безопасности». Ю.С. ]. Это не было очевид-но. Кто-то сказал, что одна из башен полностью развалилась. Верилось в это с трудом, но прихо-дилось верить.
Я посидел минут 30-40 и решил выглянуть на улицу. Уже просветлело, всё было покрыто пылью и мелкими обломками. Неба из-за пыли видно не было. Замотав лицо полотенцем, прихваченным в "качке", я пошёл по улице помня, что вторая башня ещё стоит. И не зря: пройдя 50 метров, я услышал знакомый нарастающий звук. В этот раз я быстро кинулся в ближайший подъезд. Он был открыт, там стояло два вахтёра в рес-пираторах. Опять наступила тьма, но на этот раз уже было не так страшно. Дождавшись очередного "рассвета", я вышел, поняв, что, скорее всего, всё кончено. Так и было: всё было покрыто слоем пы-ли 30-40 см как снегом и мелкими обломками. Я вышел на "проспект" и пошёл прочь. Сзади под-нимался столб пыли и дыма. Видно было плохо, но угадывалось, что за пылью и дымом ничего не сто-ит. Навстречу мне выезжали первые машины по-жарных и полиции, которые до этого стояли в отдалении в переулках. Из-под колёс вылетали валы белой пыли, было похоже, что машины идут по глубокому снегу.
На материале биографий Уинстона Черчилля и Джорджа Оруэлла автор показывает, что два этих непохожих друг на друга человека больше других своих современников повлияли на идеологическое устройство послевоенного западного общества. Их оружием было слово, а их книги и выступления и сегодня оказывают огромное влияние на миллионы людей. Сосредоточившись на самом плодотворном отрезке их жизней – 1930х–1940-х годах, Томас Рикс не только рисует точные психологические портреты своих героев, но и воссоздает картину жизни Британской империи того периода во всем ее блеске и нищете – с колониальными устремлениями и классовыми противоречиями, фатальной политикой умиротворения и увлечением фашизмом со стороны правящей элиты.
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.