Кто в тереме? - [23]

– А где же ее… ЭТО?

– Не видать! Все-таки приличия блюдут.

– Может, Дунька ультиматум поставила?

– Может…

– Бабка ее терпеть не могла, царство ей небесное. Ссорились с Юлькой из-за него. Говорят, Юлька у нее денег просила, ему… ей… на операцию по смене пола.

Людмила Петровна ловила шепот и думала: в курсе ли Милка, какие страсти-мордасти кипят в ее подъезде? Никогда от нее не слышала ничего подобного! Хотя про Вовку-инвалида была в курсе, у Милы тоже на него был большой зуб.

* * *

Евдокия Валерьяновна Горохова, в просторечии – Дуня Горошиха, была лингвистическим самородком, но сама о том не подозревала. Как не подозревала об ее существовании отечественная лингвистика, вкупе с мировой.

Дуня не изобрела никаких языковых терминов, не была автором какого-нибудь словаря, к примеру, «Профессионального словаря бондарей нижнего Поволжья», не внесла даже минимального вклада в развитие структурной лингвистики. Она и писала-то, мягко выражаясь, не слишком грамотно, делая грамматические ошибки настолько нелепые, что они казались нарочитыми.

На таком языке изъясняются нынче юные пользователи в социальных сетях: писать нарочито безграмотно в интернете есть высший шик и признак некой посвященности. Хотя, если копнуть глубже, наверное, за этим фактом все-таки скрывается застенчивость, простодушное желание не афишировать тот факт, что в школе у человека по русскому языку была тройка с натяжкой.

Дуня компьютером не владела, иначе знающие ее близко пользователи-артюховцы, осваивающие тонкости интернетного «олбанского», могли заподозрить: без Дуни тут не обошлось. Но нет, они бы были не правы. Не приложила она руку и к созданию иного какого искусственного языка, ни эсперанто, ни волапюка. Все это было создано гораздо раньше.

И все же Дуня была творцом языка – своего собственного, и только для собственного пользования. Это не был сленг, арго или блатная феня в чистом виде, и это не было обычное засилье слов-паразитов или вульгаризмов, диалектизмов или профессионализмов. Наоборот, все богатства великого и могучего, в самых крайних его проявлениях, использовались Дуней с разной степенью активности, в зависимости от того, о чем шла речь.

Дуня была талантливый эклектик и компилятор. Причем, одним и тем же словом, лишь слегка видоизменив его приставкой или суффиксом, Дуня могла называть вещи прямо противоположные. Все зависело от контекста.

К примеру, встретившись после выходных, персонал детского сада, стопроцентно женский (включая сторожей и кочегаров, вернее – операторов котельной) развивал классическую тему «Как я провела выходной». В Дунином изложении рассказ звучал примерно так.

«Чуть свет прохрюкалась, в глазенки похлюпала, губешки начвалакала кое-как, в полуперденчик закутешкалась – и вперед, на рынок почимчиковала. Причвалакала домой – и в руках, и в зубах, три сумки: картошка, тосе-босе… Запышкалась, вкрай! Сам еще дрыхнет, а дочка уже на свой футбол усвистела, даже чепушку после себя не помыла, как чай пила.

Рассупонилась, только плюхнулась, пипирку заварила, хоть чайку хлебнуть – сам нарисовался: «Дуня, телефон мой не видела?!». Прошмандырили все хурхуны, разве такую пендюрку сразу найдешь?! А мой телефон, как на грех, разрядился! Сам-то уже и загорил! Затырхались – искали! На меня вяньгать уже начал, верите?! Я виновата, что трынделку свою вовремя заряжать не поставила!

Расширкались с ним немножко. Ну, нашли. Села опять за чай, а там не чай – холодец! А во рту – Мамай прошел, все выжжено! И только рот растрямкнула – «Дуня, пуговица оторвалась!» Пришпандорила ему пуговицу. На завтрак хлебова никакого нет, а ему – похлебать с утра подай!

Скандибекала омлет на скорую, вбрякала пять яиц, сидит, уминает свою дрышлю! Я себе новую пипирку заварила. Чебурдыкнулась на стул – слава тебе господи, и мой черед пришел почвалакать!

Ну, а после – понеслась Манька по кукурузе! Сам-то в гараж свой ушмякал, даже не побрился, так и свинтил, как мамуас, заросший! И надо же – вдвоем завтракали, а чепушек полна раковина! И так вот день напропалую, к вечеру ухыркалась так, что только на подушку бякнуться!»

Причем, что интересно, изъяснялась Дуня на своем языке только в близком кругу, подсознательно понимая, что в иных кругах будет неправильно понята. А уж с чиновными людьми разговаривала правильным, местами даже вполне литературным языком.

Дуня была дамой колоритной. Не слишком высокая, чуть выше среднего роста, телесно она была одарена природой более чем щедро. На юношеских фотографиях она выглядела пухленькой, но стройной миловидной брюнеткой с курносым носиком.

К своим пятидесяти с некоторым хвостиком Дуня значительно приумножила изначально отпущенное ей природой. Все было при ней, и всего было не только в достатке, но весьма в избытке. При взгляде на нее рождалась мысль, что женщина живет, как птичка, безмятежно, и в ладах со своей совестью. Совесть ее не отягощена проблемой лишнего съеденного куска и ужина после шести (захотелось – и съела, что такого!) и не истязает ее по ночам укорами. А о диетах женщина имеет весьма поверхностное представление и не собирается на старости лет его углублять.