Кто услышит коноплянку - [55]

- Или не придумала.

- То есть?

- Два в одном флаконе. Правильно, разговор для тебя предназначался. А почему ей на самом деле не воспользоваться помощью верного человека и не спрятать икону в надежное место? Пока ты с ее горизонта не слиняешь?

- Но ты же сам сказал, что никого из...

- Правильно, сказал. Только сдается мне, что поторопилась она.

- То есть?

- Если мужика не было, то он должен появиться. Значит, не все еще потеряно. Если же я проворонил его, тогда...

- Тогда я должна узнать, откуда он приезжал.

- Правильно. Но это невозможно: дурой ведь ты ее не считаешь? Если она поняла, что ты к ней заявилась не ради ее ноготков, а ради иконы, то...

- Ради Бога, только не надо хвалить ее. Дурой я Воронову никогда не считала. Я другим путем пойду, как Владимир Ильич завещал.

- Какой Владимир Ильич? Ленин?

- Он самый.

- Каким путем?

- А ты логическое мышление поднапряги.

- Да ладно тебе. Говори.

- Если мужик тот - друг ее отца, надо просто узнать, откуда она родом. Оттуда и мужик приехал. Не зря она про воспоминания говорила.

- Слабовато, но сойдет. Только кто тебе скажет, откуда Воронова родом?

- А она мне дала несколько телефонов своих подруг. У троих я побывала... - Юля на секунду задумалась. - Точно. Вот с нее и начнем.

- С кого?

- Алла Ивановна Петрова. Не слыхал о такой?

- Смеешься.

- Да нет. Общительная тетка, ее многие знают. От Вороновой без ума. Она мне все и расскажет.

- А как ты к ней подъедешь?

- Это уже мои проблемы. Шура, у тебя есть мобильник?

- Оружие пролетариата. Вот.

- Дай, позвоню. Так, сейчас номерок найду. Слушай, Шура, просьба у меня будет.

- Я понятливый. Еще несколько деньков ее попасу.

- А как с Кузьмичом быть?

- Это не твоя печаль. Я ему сегодня все объясню. Мы с ним ладим, а на тебя он и осерчать может. Если икона с концами. Понимаешь?

- Как не понять. Спасибо. Ты помнишь, что я тебе про твой лоб говорила? Забудь. У тебя лбище, Шурик. И вообще, ты голова... Это квартира Петровой? Аллу Ивановну, пожалуйста. Алла Ивановна, вас Юля Селиванова беспокоит. Юля. Помните, я маникюр вам делала... Алла Ивановна, я вас беспокою вот в какой связи. Подруга ко мне приехала. Два года с мужем в Сингапуре жила. Он у нее бизнесмен. Привезла косметику. Один крем - просто чудо. Подруга говорит, это последний крик, до нас он не дошел еще. Крем делают из цветка, который растет только на острове Ява, в Индонезии. Увы, крем немного не для моей кожи, скажем так. А для вас то что надо. Сколько стоит? Ну о чем вы говорите, Алла Ивановна? Мне крем подарили, почему я должна им торговать? Я хочу вам его подарить. Почему вам? Я умею помнить добро... Могу и сегодня подвезти. Нет, не трудно. Сегодня вечером крем и испробуете.

- Ну вот, - возвращая телефон, сказала Юля. - Теперь мне Алла Ивановна всю родословную расскажет - и свою, и Софьи Николаевны.

- А какое она добро тебе сделала?

- Никакого.

- Что ж ты тогда сказала...

- Наивный. Ты бы вместо детективов Карнеги читал.

- И что он такого умного написал?

- Он написал, что в сердце льстец всегда отыщет уголок.

- Ха-ха, это дедушка Крылов написал.

- Не важно. Скажи я, что всем в жизни ей обязана, эта дура, думаешь, не поверила бы? Так человек устроен, мой дорогой Шурик. Ладно, мне пора. Надо еще крем этот чудодейственный достать.

- Ну даешь, - Шурик был в восхищении. - Ты мне нравишься.

- Честно говоря, ты мне тоже.

- Опять Карнеги?

- Да нет, в отличие от того же Гришани у тебя мозги работают. К тому же ты Крылова читал - в наши дни это редкость. А за идею спасибо.

- Не за что, - скромно ответил Шурик. - Можно еще один вопрос? Напоследок.

- Можно.

- У тебя... есть кто? В смысле мужика.

- Шурик, у тебя началось головокружение от успехов. Не так быстро, хорошо? Об этом в следующий раз.

- Я подожду. Я терпеливый. Но Юля этих слов уже не слышала. Она спешила: Алла Ивановна ждала чудодейственный крем.

Глава двадцать первая

"Ынторсура-Бузэулуй. Ынторсура-Бузэулуй" - из головы почему-то не выходило странное название городка из Атласа мира. Вчера Киреев весь вечер вместе с Лизой смотрел атлас. Фантазировали, где можно побывать, какие города посмотреть. Там они и нашли этот городок - то ли румынский, то ли болгарский. Лизу название рассмешило, а ее папа сразу сочинил: Ынторсура-Бузэулуй:

Раз приехал - не балуй. В игру включились все, даже Наталья Михайловна: В городке Ынторсура

Дорогая микстура. Но все это было вчера. Вчера, а значит, в прошлом остались и теплый свет ночника, и негромкий перебор гитары, и какой-то по-детски открытый смех Натальи. Сегодня Киреев стоял у дверей кофейни. У него уже не было дома, не было угла, который он мог бы назвать своим. Киреев уезжал, сам не зная куда. Мимо него проходили нарядно и со вкусом одетые люди. Михаил Прокофьевич в неизменном свитере чувствовал себя среди них не очень ловко. Видавший виды рюкзак, в котором лежал сухой паек, смена одежды и несколько книг, только усиливал картину. Ему стало казаться, что все смотрят только на него. Софьи еще не было, и Киреев уже всерьез подумывал над тем, чтобы повернуться и уйти. Чтобы как-то занять себя, он достал записную книжку, вырвал из нее листок. Листок был чистый, розового цвета. Так и захотелось что-то написать на нем. Чтобы не мешать прохожим, Киреев отступил к самой стене дома. Сначала он написал большое "Я". Ему стало вдруг безразлично, смотрят ли на него, что думают, кем считают. Время тоже потеряло над ним власть: Киреев думал, что прошло несколько минут, на самом же деле полчаса прошло от первой написанной буквы "Я" до последнего слова - "Бога". А все стихотворение получилось вот каким: Я уйду в неясный день,