Кто укокошил натурщика? - [23]

— Большое спасибо! И сколько я вам за работу…

— Сегодня — бесплатно, в честь праздника, — напоминает мастер.

Ты встаёшь и видишь, что твоя Любимая Женщина тоже спит в кресле. Фолиант выпал из её рук и лежит на дощатом коричневом полу. Старик книгу поднимает и кладёт обратно на комод. Ты целуешь Любимую Женщину в щёчку, и она, вздрогнув, просыпается.

— Я тоже задремал… Смотри, — хвастаешься картинкой на плече.

— Уже? — смотрит на наручные часы. — Я думала, это долго.

Вы одеваетесь и прощаетесь со стариком.

Выходите из жаркого особняка на морозную улицу. Идёте вдоль размалёванного граффити забора. Удивительно тихо, хотя вы в центральной части большого города. Лишь только — хрум-хрум-хрум-хрум — снег под подошвами, да — дзынь-дзынь — вечерний трамвай вдали.

Выходите на Пушкинскую, бывшую Немецкую, которую уже пересекали во время этой прогулки.

— Тебе шо-нибудь снилось сейчас, в кресле? — спрашиваешь ты.

— Нет, кажется. Ничего… Не помню.

— А мне… — И ты рассказываешь свой сон.

— Надо же, — говорит она.

— А какие ещё картинки были там, в книге? А то я кроме этой, — хлопаешь по левому плечу, — ничего не видел.

— Не помню… Я, кажется, сразу же заснула, даже не смотрела…

Свежий снег нежен и невинен, как свадебное платье невесты. Хорошо: и красиво, и пока не скользко.

Сворачиваете с Пушкинской направо, в улочку на южном склоне, где красуется ваш трёхэтажный дом — украинский модерн, то есть модерн, стилизованный под украинское барокко.

По мере удаления от салона тату и приближения к родному жилищу тебя всё более охватывает недоумение по поводу этого поступка: ты ведь не собирался заводить татуировку, да ещё такую курьёзную; и вдруг будто вожжа под хвост попала, будто какая-то муха укусила, будто наваждение обуяло… Тьфу! И это ж теперь на всю жизнь. Теперь в бане, на пляже и везде, где ты будешь сие «произведение» обнажать, знакомые, а может, и незнакомые будут любопытствовать: что это за хреновина, почему с утиной, как это понимать… А хрен его знает, почему с утиной и что это означает. Да ещё эти половые органы… Порнография какая-то.

Ты уже стыдишься этого украшения.

И что странно: не было боли, не было крови… Будто не выкалывал, а просто нарисовал или наклеил картинку. Да и слишком быстро… А может, это и не татуировка вовсе. Может, она смоется, если водой… Ну, конечно, не может быть, чтобы наколка наносилась вот так быстро, бескровно и безболезненно. Ну, предположим, обезболивание… Но всё равно кожа от уколов бы воспалилась, ну хоть немножко, было бы раздражение, покраснение… А тут — ничего. Видать, разыграл тебя старик. Дескать, хотите бесплатно — вот вам бесплатно: боди арт вместо наколки. Тем лучше.

Вы входите в родной подъезд. Когда-то, сто лет назад, в этом доме жил живописец-баталист, картины которого имеются в разных музеях. Он размалевал стены подъезда фресками, но не батальными сценами, а стилизацией под наивные народные украинские малюнки: вдоль лестниц — орнаменты из цветов, а на лестничной площадке — козак Мамай. За сто лет фрески истёрлись, исцарапались и требуют реставрации, но у жилищного управления, конечно, нет на это грошей.

— Привет, Мамай; мы вернулись.

Это уже стало привычкой, ритуалом. Будто, не поприветствовав, не будешь иметь удачи. Он же характерник, то есть чародей, как-никак.

Дома ты, раздевшись, первым делом пытаешься в ванне смыть с плеча изображение. Трудолюбиво трёшь намыленной мочалкой. Кожа от этого розовеет, но уткоголовый мужик нисколько не тускнеет и стекающая мыльная вода не становится грязнее. Если это не татуировка, а просто краска на коже, то краска несмываемая. Вытираешь плечо полотенцем и отмечаешь, что последнее тоже осталось совершенно чистым.

Раздосадованный выходишь из ванной и плюхаешься в кресло, ударяясь ягодицами обо что-то твёрдое. Вытаскиваешь из-под себя эту твердь и отбрасываешь на диван. Нажимаешь кнопку телевизионного пульта. (Возможно, бесценный Читатель, в реальной жизни ты не любишь смотреть телевизор и, наверно, в этой ситуации предпочёл бы заняться со своей Любимой Женщиной чем-то более интересным и приятным, нежели пялиться в телеэкран. Но здесь, в своём рассказе, автор заставляет тебя его смотреть, ибо того требует сюжет).

— … сексуальный маньяк, — говорит возникшая на экране строгая дама — ведущая местных криминальных новостей. — Это уже третий случай за последнюю неделю…

— Ты не видел тремпель? Только шо где-то положила и не могу найти, — спрашивает, держа снятое платье, твоя Любимая Женщина.

— Я на него сел — ты положила на кресло… Вот он, на диване.

(Авторская справка: тремпель — харьковское слово, означающее предмет, на который вешают одежду; за пределами Харьковщины именуемый «плечиками» или распялкой. Лет сто назад, или больше, в Харькове появились одёжные распялки, отмеченные надписью «Тремпель»; вот с тех-то пор харьковчане и называют эти предметы тремпелями; и даже смеются, когда слышат, как иногородние называют тремпели «плечиками» или распялками. А дело в том, что жил в городе некий господин Тремпель, коему принадлежал магазин одежды; фамилия этого господина наносилась на распялки в качестве торговой марки, фирменного знака… Слово «тремпель» в этом аспекте знакомо и жителям Днепропетровска — там тоже был магазин господина Тремпеля.)