Кто убил Джона Леннона? Жизнь, смерть и любовь величайшей рок-звезды XX века - [25]

А может, Мими не позвала Джона на похороны? И когда Джон вернулся домой, то его дядя уже лежал на кладбище церкви Св. Петра. Или все-таки он был в Вултоне? Мы знаем, что он написал Мими нежное стихотворение в день похорон ее мужа, и это стихотворение она хранила до конца жизни. Мы не знаем, где именно Джон написал это стихотворение. Мы знаем, что Джон ужасно горевал и не знал, как пережить это горе. Позднее он рассказывал о том, что вместе с кузиной Лиелой они истерично хохотали по поводу кончины Джорджа. Между комедией и трагедией, болью и смехом граница оказалась очень зыбкой. Джон так сильно мучился, что чувствовал себя совершенно беспомощным. Он смеялся, чтобы выразить свою боль. Лиела не смогла ему тогда помочь, не смогла удержаться от того, чтобы и самой не посмеяться. Джон мог страдать только в одиночестве. И это можно понять. А как он должен был отреагировать на эту очередную потерю? Его бросили биологические родители, а сейчас умер любимый дядя. Кто теперь будет за него заступаться, кто ему теперь поможет? Насколько ворчливой и придирчивой станет Мими, когда станет ходить в трауре? Джон начал носить старое пальто дяди Джорджа, словно завернувшись в суть старшего товарища. Джон пытался защитить себя кислым запахом пятидесятилетнего мужчины и поглотить его ДНК[35]. Он отказывался выбрасывать пальто, когда оно порядочно износилось. Он ходил в нем все время обучения в художественном колледже.

Лицо Мими словно окаменело, она не могла позволить себе горевать открыто. Она иначе проявила боль своей утраты. Мими жила на кухне и в маленькой «утренней комнате». Уютной гостиной, в которой они с Джорджем отдыхали и читали, больше никогда не пользовались. Джон продолжал жить в доме «Мендипс», но жизнь без Джорджа стала совсем другой.

* * *

Как все это получилось, мы не знаем, но после смерти Джорджа Джон начал тайно общаться с матерью. Заезжать к ней после школы. Мими об этом понятия не имела. Пит Шоттон вспоминал, как однажды их обоих выгнали с занятий за какую-то ужасную провинность, и они боялись возвращаться домой и признаться в произошедшем. Вместо этого они каждое утро делали все, как прежде: вставали, надевали форму, отказывались от Shredded Wheat[36] и уезжали на велосипедах. До школы, правда, не доезжали. Вместо этого они оказывались в доме Джулии в Аллертоне, расположенном на расстоянии трех километров, что вполне комфортно, чтобы добраться туда на велосипеде. Джулия принимала их с распростертыми объятиями.

Джон обожал Джулию и был от нее в полном восторге. Бесчувственная и сухая Мими с фразами «Это для твоего собственного блага», с ее моралью, строгостью и протертым от пыли сервизом в серванте не могла сравниться со своей молодой и очаровательной сестрой. Джулия была доброй, гостеприимной, богемной, с налетом дешевого гламура, который обычно нравится мальчикам-подросткам. Она была сексуальной и этого не скрывала, флиртовала с ними, любила юмор с сексуальным подтекстом и часто смеялась. Джулия ходила в магазин на высоких каблуках, расхаживала по дому со щеточкой из перьев для того, чтобы смахивать пыль, раздавала сладости и, подмигнув, разливала запрещенное пиво. Она была очень женственной, веселой, беззаботной. Она всегда была рада видеть гостей, чем больше людей, тем лучше, и в их доме любили подолгу сидеть за обеденным столом. К тому же в доме жили две маленькие девочки – сестры Джона по матери: Джулия и Джеки, с которыми можно было поиграть. И ему очень нравилось проводить с ними время[37].

Джулия с сыном были как половинки одного целого. Смелые, воодушевленные, готовые ловить момент. Оба презирали власть и авторитеты, и им не нравились правила и разделение вещей на то, что «принято» или «не принято» делать. Оба были эксцентриками, от природы обладающими чувством юмора. Иногда складывалось впечатление, что им было просто необходимо заставлять людей смеяться. Оба очень любили музыку. Любовь к музыке у Джона развилась благодаря матери. У нее было банджо, и она научила его играть на нем. Кроме этого, у нее была коллекция пластинок и проигрыватель, звук выводили через динамики в другие комнаты по всему дому. Джулия, как мы говорили в свое время, «врубалась» и внимательно следила за модой. В то время далеко не у всех был дома проигрыватель. В доме Мими проигрывателя точно не было. На долгоиграющей пластинке, которую проигрывали на скорости 33 ⅓ оборота в минуту, умещалось двадцать пять минут музыки на каждой стороне. Такие диски появились в 1948 году. А «сорокопятки», или синглы, которые проигрывали на скорости 45 оборотов в минуту (с тремя минутами записи на каждой стороне), появились в следующем, 1949-м. Наверняка в коллекции Джулии и Бобби были биг-бэнды, в том числе Гленна Миллера, Бенни Гудмена и Арти Шоу, немного джаза 1940-х годов, блюзы и диксиленд. Может, несколько пластинок исполнителей кантри, например Пэтси Клайн и Чета Аткинса. Скорее всего, в этой коллекции были популярные в то время сольные исполнители, такие как Пэт Бун, который сделал себе имя на каверах известных «черных» хитов в стиле R&B. Наверняка Джон слышал Бобби Даррина, Фрэнки Авалона, Нила Седаку, Конни Фрэнсис и Рики Нельсона, Карла Перкинса, Джерри Ли Льюиса, Перри Комо, Нэта «Кинга» Коула, Тони Беннетта, Дорис Дэй, Джули Лондон, Джима Ривса и Гарри Белафонте. На пике популярности были: The Penguins, The Crows, The Turbans, The Weavers, The Fontane Sisters, а также The Platters, выпустившие в 1955 году хит «The Great Pretender», и уж точно Джон был знаком с ними.