Кто твой враг - [32]
— Я развел вас с друзьями. Мне очень жаль.
— Возможно, мне удастся добыть для вас какую-нибудь переводческую работу. Посмотрим.
— Вы очень добры.
Неожиданно Норман расхохотался.
— Меня уже давно подмывало вломить Хортону, — сказал он.
Эрнст ухмыльнулся.
— В другой раз, — сказал он, — померяемся силами со всеми скопом вдвоем.
— Мне это подходит, — сказал Норман.
— Ишь какие крутые, — сказала Салли. И, так и не вернув фотографию Ники на место, подсела к Эрнсту. — Вы, оба-два.
Норман снова зашелся смехом. Бил себя по коленям.
— Господи, — сказал он, — поглядели бы вы на лицо Хортона, когда он упал.
— Фашист, — Салли передразнила Хортона, — фашистский гаденыш.
Эрнст вскочил, изображая следователя, затряс перед лицом Нормана пальцем.
— Эту мерзость на зеркале в туалете написали вы? — вопрошал он.
Салли пьяно закачалась из стороны в сторону.
— Мы единодушно, — сказала она, — единодушно решили, что твой приятель просто-таки Пол Джонс нашего времени.
Троица покатилась со смеху и долго не могла остановиться. Эрнст согнулся вдвое, держался за бока. Салли повалилась на кровать. Норман бил себя по коленям, тер глаза. Когда они утихомирились, Норман, не переставая смеяться, отхлебнул виски, закашлялся, обтер рот, и на них снова напал неудержимый приступ смеха.
Наконец они отсмеялись. Салли вытерла глаза, заметила, что все еще держит в руке фотографию Ники и передала ее Эрнсту.
— Смотри, — сказала она, — это брат Нормана.
Эрнст побледнел так, будто от его лица отхлынула кровь.
— Как он умер, — спросил он, — при каких обстоятельствах?
— По-видимому, на маневрах. — Норман уже несколько протрезвел. — Подробности мне не сообщили.
Эрнст встал — его прошиб пот, — положил фотографию на место.
— Нам, пожалуй, пора спать, — сказал он Салли.
— Да ладно, — сказал Норман, — останьтесь, выпьем еще.
— Я не против, — сказала Салли.
— Нет, — сказал Эрнст, — я устал.
Салли поднялась — ей было и неприятно, и неловко.
— Может, оно и лучше, — сказала она.
Эрнст взял ее за руку.
— Спокойной ночи, — сказал Норман.
В дверях Салли чмокнула Нормана в щеку, крепко обняла и тут же высвободилась.
— Спокойной ночи, — сказала она, — и спасибо.
— А теперь изволь объяснить, почему мы не остались выпить еще, в чем дело? — спросила Салли, когда они вернулись к себе.
— Я устал.
— Ты был груб с Норманом.
— Мне его защита не нужна.
— Он из кожи вон лез, чтобы расположить своих друзей к тебе. По-моему, ты должен быть ему благодарен.
— Я не нуждаюсь в его одолжениях.
— А он уже оказал тебе одолжение, и очень серьезное. Мне казалось, ты хотел с ним подружиться.
— Тебе не понять. Мы никогда не смогли бы подружиться.
— Почему?
— Норман опасен, он… я имел дело с такими, как он. Они раскалываются первыми. Они…
— Хорошие?
— Да, — сказал он. — Ненавижу хороших людей, до чего же я их ненавижу.
— Я тебя не понимаю.
— А я и не рассчитываю, что ты поймешь. А вот Карп, тот понял бы меня. Карп, он это знает.
— Мне не нужно обращаться за объяснениями к Карпу. Теперь я знаю, что хорошие люди тебе ненавистны, и с меня довольно. Ты ведь так сказал?
— Тебе не понять.
— Мне не понять. Ты уже это говорил. Раз мне не понять, значит, не понять. Тебя это устраивает?
Эрнст ударил ее рукой наотмашь так, что она опрокинулась на кровать.
— Салли?..
Она молчала, скрючилась на кровати, уронила голову, лицо ее завесили волосы.
— Я тебя сильно ушиб?
Она закрыла лицо руками.
— Прости, я не хотел, — сказал он.
В глазах ее, когда она отняла руки, не было слез. Она была так потрясена, что даже не заплакала.
— Я не помнил себя, — сказал он.
Салли встала, убрала со стола, принялась раздеваться, одежду при этом складывала с особым тщанием.
— Сердишься? — спросил он.
— Давай ложиться. Ты устал.
Он подавленно и вместе с тем волнуясь смотрел, как она скидывала белье, вешала на спинку стула комбинашку, лифчик, трусики, надевала пижаму.
Он присел на край кровати.
— Прости, — сказал он.
Салли продолжала чистить зубы.
— Я не сознавал, что делаю.
В конце концов Салли подошла к нему, притянула к своему ровному, теплому животу, так что его голова уткнулась ей под грудь. Ее пальцы, точно корни, поползли по его волосам, добрались до шрама, змеившегося по затылку.
— Откуда он у тебя? — спросила она.
— Схватился с одним парнем.
— А что тот парень?
— Он мертв.
Салли отдвинулась от него:
— Я не думала, что ты и в самом деле…
— Первый парень, которого я убил, был вервольфом. Знаешь, кто такие вервольфы?
— И знать не хочу.
— В последние дни войны из истовых гитлерюгендовцев формировали особые батальоны — им было велено защищать Берлин до последней капли крови. Я схватился с одним из них через несколько дней после того, как Берлин пал.
— Почему ты стараешься меня напугать?
Что правда, то правда, подумал он. Я стараюсь ее напугать.
— Эрнст, что станется с нами?
— Не знаю.
— Мы могли бы пожениться.
— Твои знакомые сказали бы, что я польстился на твой паспорт.
— Но это же неправда.
— Почему, — сказал он, — паспорт-то у тебя есть.
— Но ты же любишь меня. Ты сам так сказал.
— У тебя есть паспорт. Может быть, поэтому я тебя и люблю.
— Ты веришь в Бога? — огорошила его вопросом Салли.
— В кого-кого?
— В Бога.
Замечательный канадский прозаик Мордехай Рихлер (1931–2001) (его книги «Кто твой враг», «Улица», «Всадник с улицы Сент-Урбан», «Версия Барни» переведены на русский) не менее замечательный эссеист. Темы эссе, собранных в этой книге, самые разные, но о чем бы ни рассказывал Рихлер: о своем послевоенном детстве, о гангстерах, о воротилах киноиндустрии и бизнеса, о времяпрепровождении среднего класса в Америке, везде он ищет, как пишут критики, ответ на еврейский вопрос, который задает себе каждое поколение.Читать эссе Рихлера, в которых лиризм соседствует с сарказмом, обличение с состраданием, всегда увлекательно.
Словом «игра» определяется и жанр романа Рихлера, и его творческий метод. Рихлер тяготеет к трагифарсовому письму, роман написан в лучших традициях англо-американской литературы смеха — не случайно автор стал лауреатом престижной в Канаде премии имени замечательного юмориста и теоретика юмора Стивена Ликока. Рихлер-Панофски владеет юмором на любой вкус — броским, изысканным, «черным». «Версия Барни» изобилует остротами, шутками, каламбурами, злыми и меткими карикатурами, читается как «современная комедия», демонстрируя обширную галерею современных каприччос — ловчил, проходимцев, жуиров, пьяниц, продажных политиков, оборотистых коммерсантов, графоманов, подкупленных следователей и адвокатов, чудаков, безумцев, экстремистов.
Покупая книгу, мы не столь часто задумываемся о том, какой путь прошла авторская рукопись, прежде чем занять свое место на витрине.Взаимоотношения между писателем и редактором, конкуренция издательств, рекламные туры — вот лишь некоторые составляющие литературной кухни, которые, как правило, скрыты от читателя, притом что зачастую именно они определяют, получит книга всеобщее признание или останется незамеченной.
В своей автобиографической книге один из самых известных канадских писателей с пронзительным лиризмом и юмором рассказывает об улице своего детства, где во время второй мировой войны росли и взрослели он и его друзья, потомки еврейских иммигрантов из разных стран Европы.
Мордехай Рихлер (1931–2001) — один из самых известных в мире канадских писателей. Его книги — «Кто твой враг», «Улица», «Версия Барни» — пользуются успехом и в России.Жизнь Джейка Херша, молодого канадца, уехавшего в Англию, чтобы стать режиссером, складывается вроде бы удачно: он востребован, благополучен, у него прекрасная семья. Но Джейку с детства не дает покоя одна мечта — мечта еврея диаспоры после ужасов Холокоста, после погромов и унижений — найти мстителя (Джейк именует его Всадником с улицы Сент-Урбан), который отплатит всем антисемитам, и главное — Менгеле, Доктору Смерть.
Июнь 1957 года. В одном из штатов американского Юга молодой чернокожий фермер Такер Калибан неожиданно для всех убивает свою лошадь, посыпает солью свои поля, сжигает дом и с женой и детьми устремляется на север страны. Его поступок становится причиной массового исхода всего чернокожего населения штата. Внезапно из-за одного человека рушится целый миропорядок.«Другой барабанщик», впервые изданный в 1962 году, спустя несколько десятилетий после публикации возвышается, как уникальный триумф сатиры и духа борьбы.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.