Кто сильней - боксёр или самбист? - [36]
Отношения в ротах и «местные традиции», так же как и проявления дедовщины и землячества в гвардейском мотострелковом полку зависели от командира полка, офицеров и сержантов. Молодым гвардейцам этой части повезло, так как подполковник Григорьев был авторитетным командиром, а офицерский и сержантский состав полка строг в меру и особо не зверствовал. Избиения не практиковались вообще, хотя были редкие случаи, которые заканчивались гауптвахтой. За шесть лет службы прапорщика Кантемирова в мотострелковом полку были только два громких дела с осуждением старослужащих в дисбат. Всё воздействие на личный состав в основном проводилось постоянной боевой учёбой, либо повышенными нагрузками по роте, например, натирание полов или чистка туалета, либо коллективными пробежками по спортгородку или на полигон Помсен. Знаменитая чистка зубными щетками туалетов тоже оставалась из рода легенд.
Казарменное положение офицерам в части объявлялось с пугающей регулярностью, а ведь командиры рот, как и большая часть офицеров полка, были женатыми людьми. Ладно, лейтенанты-холостяки? Да и они тоже люди. И молодым офицерам иногда хотелось просто отдохнуть. Когда офицерам всё надоедало, командиры подразделений устраивали себе выходной, за что получали потом взыскания от командира батальона. Отношения офицеров внутри рот, батальонов, да и всего полка были самыми тёплыми и дружескими, ведь всем вместе приходилось противостоять могущественной системе выжимания пота из них и подчиненного личного состава. Все сдружились в ходе постоянной боевой готовности, бесчисленных учений и полевых выходов. И после всего этого офицеров ещё пытались пугать. Самой ходовой фразой вышестоящего начальства было: «Да я вас, товарищ капитан, в двадцать четыре часа в Союз сошлю!» На что ротные, находящиеся в полуневменяемом состоянии от постоянного недосыпа, дерзко отвечали: «А что это вы меня, товарищ полковник, Родиной пугаете?»
Теперь немного о землячестве в 67 МСП, в котором служили солдаты около шестидесяти национальностей. В этой части все «тёплые» места в полку исторически держались «сынами братских народов»: в столовой поварами и хлеборезами были в основном узбеки, в подвалах и кочегарках сидели азербайджанцы, продовольственным и вещевым складами довольствовались армяне, на складе ГСМ рулили казахи. До перестройки и гласности в войсках национальный вопрос остро не стоял, все служили вперемешку: азербайджанцы с армянами, абхазы с грузинами, узбеки с киргизами и т.д. Поэтому офицеры не были готовы к межнациональным конфликтам, никого этому специально не учили, многие не знали всех национальных, родовых и племенных проблем в пока ещё единой стране. Командиры подразделений знали только, что все мы советский братский народ, одна многочисленная семья. Но ветер перемен добрался и до нашего мотострелкового полка. Азия и Кавказ не поделили «тёплые места». Узбеки, казахи, туркмены и таджики под предводительством рядового Файзиева, так называемого заведующего столовой, схлестнулись с азербайджанцами, армянами, чеченцами и другими малыми народностями кавказских гор во главе с младшим сержантом Саркисяном.
Остановимся немного на атаманах двух многонациональных группировок мотострелкового полка. Рядовой Файзиев был родом из Ташкента, успел проучиться два курса в местном университете, откуда был отчислен за серьёзную драку и отправлен родственниками подальше от уголовного дела защищать Родину на дальних рубежах отчизны. Это был умный и дерзкий солдат последнего периода службы, узбек по национальности, хорошо знающий русский и немецкий. К концу службы Файзиев управлял всеми поварами солдатской и офицерской столовой и подчинялся непосредственно зампотылу полка.
Младший сержант Саркисян оказался родом из солнечной Башкирии (такие хитросплетенья судьбы были частым явлением в СССР), поэтому владел русским и башкирским в совершенстве и до службы в ГСВГ успел закончить Чебаркульскую учебную часть, где выучился на командира отделения. В вожаки выбился быстро благодаря одному инциденту на войсковом стрельбище Помсен. Восьмая мотострелковая рота стреляла на полигоне по графику дневную стрельбу вместе с лейпцигским ОДШБ. Стрельба шла через смену, смена пехоты чередовалась со сменой десантников. Комбат Третьего МСБ капитан Литвиненко и комбат десантуры подполковник Вергун наблюдали этот учебный процесс с высоты Центральной вышки, по балкону которой рассредоточились наблюдатели и санинструкторы обоих родов войск. Если не считать грохота выстрелов, ругани, смеха и мата стреляющих, всё было привычно, мирно и спокойно.
Пока мимо этой вышки по своим неотложным сержантским делам не пробегал младший сержант Саркисян, а навстречу ему спокойно шёл ну очень важный старший сержант десантник. Оба что-то несли в руках, и оба не уступили дорогу, хотя ширина жизненного пути в этот момент вполне позволяла обоим бойцам спокойно разойтись и двигаться дальше. Видимо, судьба у них была такая! Столкнулись прямо на глазах у отцов-командиров и наблюдателей; пороняли всё, что несли, и начали выяснять, кто из них «чурка» и кто чью маму имел.
«Кто сильней — боксёр или самбист?» — это вопрос риторический. Сильней тот, кто больше тренируется и уверен в своей победе. Служба, жизнь и быт советских военнослужащих Группы Советских войск в Германии середины восьмидесятых. Знакомство и конфликт молодого прапорщика, КМС по боксу, с капитаном КГБ, мастером спорта по самбо, директором Дома Советско-Германской дружбы в Дрездене. Совместная жизнь русских и немцев в ГДР. Армейское братство советских солдат, офицеров и прапорщиков разных национальностей и народностей СССР.
Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.