Кто ответит? - [16]

В министерство удалось проскользнуть, не вдаваясь в объяснения с вахтером, но нужный чиновник находился на совещании, и полтора часа Ярославцев бесцельно шатался по коридорам, стараясь возбудить в себе интерес к здешней суете, что-то осмыслить и проанализировать… Потом вместе с чиновником они вспоминали времена ушедшие, вспоминали тепло; Ярославцев пригласил поехать в гости — поехали; скромно поужинали на кухне (деньги приходилось уже всерьез экономить), и за чаем, взглянув на часы, чиновник молвил:

— Пора мне… И вот что скажу, Володя. Ты — толковый человек. Но у тебя нескончаемая полоса невезения. О последних твоих неприятностях не знаю, но они, чувствую, есть. Не ошибусь, если обозначу их причину: ты неосторожен в решениях генеральных. Ты не политик в конъюнктуре. Ты политик вообще, по натуре, но, чтобы выйти на уровень признанного «политика вообще», надо успешно окончить все классы школы… Знаешь, как фигуристы? Лучше всех откатался, всех поразил, а в скучном, профессиональном тесте на «школу», в исполнении хрестоматийных фигур дал маху. В итоге — зарезал все. Так и с тобой, но у тебя нет перспективы следующего чемпионата. Я к чему? Твое место — советник. Серый кардинал. И я готов помочь тебе с местом. Для дела ты человек незаменимый и, если не против, на службу тебя возьму. Консультантом. Будешь при мне, помогать достраивать коммунизм в сфере обрабатывающей промышленности. Завтра в первой половине дня оформишься. После обеда запремся, отключим телефончики, и расскажу я тебе очень подробно о проблемах министерства. А после ты активно начнешь данные проблемы устранять. Если начнешь устранять, как дурак, выкину вон — сразу и без жалости. Все. Мне пора. Спасибо за чай, очень вкусный.

Для начала ему дали опробовать силы в одной из головных организаций министерства, работа которой шла наперекосяк. Спустя четыре месяца организацию посетил известный телекомментатор, специализирующийся на пропаганде передовых методов ведения экономики. Анализируя внезапные достижения, комментатор, вдумчиво подбирая слова, высказался так:

— Характерной особенностью предприятий, подчиненных организации, является то, что конструкторскими вопросами на них занимается конструкторский отдел, а технологическими — технологический.

В министерстве эта фраза прозвучала, как развеселый, надолго всем запомнившийся анекдот. Неулыбчивый министр тоже хохотал от души, а, отсмеявшись, попросил подготовить приказ о премировании некоего Ярославцева, не упомянутого телекомментатором.

Сколько людей впоследствии предлагали ему роль: консультанта… И сколько таких ролей он исполняет сейчас, в разных министерствах и ведомствах — координируя, увязывая, пробивая, внося коррективы и вынося готовые решения…

Предлагалось и другое… Влияние росло, о старых ошибках вспоминали (если уж позволяли вспомнить!) неизменно с юмором и наперебой звали занять посты. Он был уже необходим многим именно на посту. Но — отказался. Пост — даже звучало скучно, казарменно, пост — нечто конкретное, обязательное и… опасное. Ибо за что-то необходимо отвечать, а как замечательно не отвечать ни за что, пребывая нигде и везде! И пусть его скромное общественное положение не блещет в иерархии чинов и званий. Главное — не в наименовании, а в том, что ты есть на самом деле. И другое пугало, то, с чем столкнулся он, будучи большим начальником: изоляция от тех, кому служил. И еще: узость круга знакомых, продиктованная статусом и целесообразностью, неукоснительное соблюдение ритуалов и правил, наконец, одиночество и оторванность…

А что теперь есть я сам? Он часто задавал себе такой вопрос с тревогой и болью. Конечно, можно занять пост, зарыться в бумагах, играть роль безупречного гражданина и семьянина, но… зачем лгать себе? Поначалу он упрощенно полагал, будто в обществе существует лишь две категории людей: деловых и неделовых. Неделовые сидят на зарплате или же на пенсии, а деловые своими поступками и идеями двигают общество вперед, принося ощутимую пользу всем окружающим, и в первую очередь неделовым. Удовлетворяя их спрос. Деньги в таком процессе извлекаются исключительно за счет личного вклада или энергии, а исходное сырье приобретается законно.

Вот и создавались им артели, споро и качественно возводившие на садовых участках летние и зимние домики, сервис при гаражных кооперативах, бригады по превращению открытых автостоянок в закрытые. После началось увлечение кооперативным строительством, едва не обернувшееся судимостью благодаря алчным компаньонам, решившим пожульничать со стройматериалами… Тогда-то впервые он разобрался в разнице между частными устремлениями и государственной системой снабжения, дающей заманчивые лазейки для легкой наживы… Да и лазейки ли? Не год и не два в стране цвело благодушие: пропадали вагоны с готовой продукцией, ниагарами лился налево госбензин, к припискам относились едва ли не как к политически оправданной акции, успехи производства определялись фактором количественным и в очень малой степени — качественным; понятие «зарплата» приобрело оттенок анекдотический. И, конечно, деловые своего тут не упускали. Они драли бешеные деньги за то, чего жаждали неделовые, то есть за дефицит. Созидались состояния. Предприимчивые люди ухватились за простенькие методы обогащения: спекуляцию, взятки, хищения. Ценностей ими не создавалось. Ценности либо умело добывались и перепродавались, либо наживались паразитированием на государстве — на людях неделовых. Образовывались круги, касты, шайки, присасывающиеся к дойной корове державы и лихорадочно набивающие карманы. С уверенностью своей безнаказанности, ибо стоящие выше охотно «брали», а значит, молчали. Задача была, таким образом, проста: нахапать в расчете на все взлеты цен в течение, по минимуму, полувека. И с ними, с этими зажиревшими «деловыми», Ярославцеву приходилось сталкиваться изо дня в день. Часто он шел на поводу у них только из-за того, чтобы выжить, удержаться на ногах. Но исповедовал он иной принцип: надо зарабатывать, создавая товар доступный, конъюнктурный, высшего качества. И он пытался делать это, что было не так уж и сложно; куда труднее оказывалось обуздать жадность исполнителей, свирепея от контроля, они видели в нем уже своего врага, едва ли не прокурора, не дававшего воровать.