Кто он был? - [114]

Молодой человек дополнил мысли Михкеля затаенной иронией:

— Имеются еще такие противоположные пары, как откровенность и двуличие, убежденность и конъюнктурность, конформизм и нонконформизм.

Ну конечно, конечно, конъюнктурность и конформизм, они сейчас в моде. Особенно среди молодежи. Парень все же острый и любитель поспорить, готов волос раздвоить. Из максималистов, которые сегодня расплодились. Ловок хвататься за слово, действительно не откажешь ему в прямоте.

— Кроме названных есть и другие противоположности, — медленно произнес Михкель. — Например, умный и глупый, углубленный и поверхностный, терпеливый и несдержанный и так далее.

И в его голосе появилась ироническая нотка.

— Человек верный или предатель, — снова вставил Энн Вээрпалу.

— Аналогичные противоположности мы могли бы перечислять бесконечно, — сказал Михкель, — дела это не подвинет.

— Вы словно бы уклоняетесь от прямого ответа.

Сказано было весьма резко. Вызывающе, прямо-таки нагло, подумал Михкель. Слова молодого человека хотя и раздражали его, но от этого гость в его глазах менее симпатичным не становился. Михкель решил в свою очередь повести себя вызывающе. Чтобы до конца раскусить сидевшего напротив юношу. Он спросил:

— Что вы, в конце концов, хотите знать?

— Кто был Александр Раавитс? — моментально спросил молодой человек.

— Кто? — повторил Михкель еще раз. — Кто он был?

— Именно. Кто он был?

Парень крепко сидит в седле, снова подумал Михкель, и ему тоже следует быть на высоте.

— Ладно. Если уж вы отыскали в газетах его имя и читали, что он написал, то могли убедиться, что Раавитс был профсоюзным работником. До сорокового года долгое время участвовал в рабочем движении. С каких пор начал заниматься этим, я не знаю. Когда же я стал посещать Рабочий дом, он там был уже своим человеком… Смелее берите еще пирога, если вам нравится.

Михкель себе тоже положил кусочек. Энн Вээрпалу не дал упрашивать себя дважды. У него был действительно хороший аппетит.

Михкель продолжал:

— В революционных событиях сорокового года Раавитс участвовал душой и телом. Он не был приспешником, принадлежал к тем, кто проводил восстание. Был одним из устроителей собрания в Рабочем спортзале…

Молодой человек вновь прервал Михкеля, на этот раз вежливее:

— Извините, что означает собрание в Рабочем спортзале? Где этот зал находился?

Михкель отметил про себя, что историю ретивый исследователь знает плохо. Возможно, и не изучал? Нахватал с газетных страниц и пытается… Что? Сомнение появилось вновь.

— Это нынешний спортзал «Калева» на Пярнуском шоссе, — начал Михкель, но тут же сказал: — Меня удивляет, что вы ничего не знаете об этом собрании. Говорили, что ваша работа посвящена событиям сорокового года.

Михкель отметил, что это смутило гостя. Во всяком случае он не торопился с ответом. И Михкель молчал. Ждал, как тот среагирует на его слова. Молодой человек прожевал, выпил до дна свою чашечку и снова налил из кофейника кофе.

— Ваша супруга печет удивительно вкусные пироги, — сказал он, откидываясь на спинку дивана, и спокойно признался: — О собрании в Рабочем спортзале я, правда, ничего не знаю. Совсем ничего.

— А что вы вообще знаете о сороковом годе? — продолжал допытываться Михкель.

— Только то, что написано в третьем томе «Истории Эстонской ССР», — ответил Энн Вээрпалу и взял еще кусочек пирога. На этот раз с вареньем.

— «Наступающий день» читали?

— Это художественное произведение?

— Воспоминания участников революции.

— Когда эта книга появилась?

— В шестидесятые годы.

— Я тогда еще не умел читать, — улыбнулся Энн Вээрпалу.

Михкелю показалось, что снисходительно, насмешливо. Может, даже извиняюще? Как знать. Во всяком случае ясно было, что напротив сидел совсем другой молодой человек, абсолютно другой, не тот, каким он представлял его раньше. Не любитель истории. Отнюдь не  с е р ь е з н ы й  ученый муж. Но кто же тогда?

— История — наука о минувших временах, — напомнил Михкель. И в его голосе были нотки издевки. — О собрании в Рабочем спортзале говорится и в третьем томе «Истории», которую вы, по вашим словам, все же читали.

— Я вообще не изучаю историю, — признался вдруг молодой человек. — Простите, что я солгал вам. Я учусь на физкультурном факультете. К истории у меня нет столь большого интереса, чтобы изучать ее. О собрании в Рабочем спортзале я, видимо, где-то читал. То ли в «Истории» или еще где. Вроде вспоминается.

Михкель смотрел на молодого человека со смешанным чувством. Кто же сидел напротив него? То, что не почитатель истории, это теперь ясно. Но кто же тогда? Он не спешил спрашивать, ждал, чтобы гость сам объяснил.

И тот действительно продолжил:

— Нет у меня никакой картотеки, я не изучаю выдвинувшихся в сороковом году людей. Я выдумал эту нелепую, теперь я понимаю, что нелепую, историю с исследованием имен. Совсем не для того, чтобы кого-то подразнить, меньше всего вас. Надеюсь, что вы поверите мне. Я сделал это под воздействием обстоятельств. До вас я разговаривал с двумя товарищами, которые должны были знать и знали Александра Раавитса. Я не услышал от них ничего вразумительного, они не хотели особо распространяться о нем. Сказали, что прошло много времени, что ничего не помнят. Один из них предположил, что Раавитса арестовали, но почему, он этого не знает. Может, и знал, но не хотел говорить.