Кто не спрятался - [21]

— Ключи от многоквартирки. В шкафу их нет.

Я подхожу к металлическому шкафчику рядом с архивной картотекой в коридоре. «Многоквартиркой» мы прозвали офисное здание в квартале, где раньше находилась городская АТС. Я смотрю на крючок с подписью «А» — и сразу нахожу ключи.

— Я думала, кварталом АТС занимается Ронан.

Ронан — последний в длинной череде постоянно меняющихся помощников маклера. Все ассистенты — мужчины, поскольку Грехем не верит в способность женщины грамотно провести переговоры. Все они так похожи друг на друга, будто их клонировали на одной и той же фабрике: новый ассистент появляется на следующий же день после того, как уходит старый, и одет он всегда в точно такой же костюм. Помощники в фирме долго не задерживаются — отсюда бегут как хорошие, так и плохие сотрудники.

То ли Грехем не слышит моего вопроса, то ли предпочитает не обращать на него внимания. Забрав ключи и напомнив мне о том, что скоро новые арендаторы офиса в небоскребе «Черчилл Плейс» придут подписать договор, он уходит, звякнув колокольчиком над дверью.

Он не доверяет Ронану, вот в чем проблема. Он никому из нас не доверяет — и поэтому вместо того, чтобы сидеть в офисе, где и должен был бы оставаться, он занимается полевой работой, всех проверяя и всем мешая.

На станции «Кеннон-стрит» полно мужчин в деловых костюмах. Я проталкиваюсь по платформе почти до туннеля — в первом вагоне всегда меньше людей, и, когда мы доедем до станции «Уайтчепел», дверь откроется прямо напротив выхода.

В поезде я подбираю сегодняшний выпуск «Лондон газетт», брошенный на грязной полочке за моим сиденьем, и сразу смотрю рубрику объявлений. Объявление с тем же номером неработающего телефона — 0809 4 733 968 — тут же бросается мне в глаза. На сегодняшнем снимке брюнетка: широкая улыбка, белые зубы и, судя по низу фотографии, большая грудь. На шее у нее тонкая цепочка с маленьким серебряным крестиком.

Знает ли она, что ее фотографию напечатали в рубрике объявлений?

Констебль Свифт со мной так и не связалась, но я уговариваю себя, что отсутствие ответа должно радовать меня, а не тревожить. Она бы сразу же перезвонила, если бы стоило волноваться. Как врач, который непременно позвонит, если анализы плохие. Отсутствие новостей — это уже хорошие новости, верно? Саймон был прав, это не моя фотография в газете.

На станции «Уайтчепел» я делаю пересадку, чтобы сесть на электричку до «Кристал Пэлас». В переходе я слышу сзади шаги. В этом нет ничего удивительного: в метро все звуки искажаются, отражаясь от стен, усиливаясь и переплетаясь, отчего кажется, что по коридору идут, бегут, топочут десятки людей.

Но я не могу отделаться от ощущения, что с этими шагами что-то не так.

Меня преследуют.

Когда мне было восемнадцать, я возвращалась домой из магазина. Тогда я только недавно забеременела Джастином, и грядущее материнство сделало меня невероятно осторожной — на каждом углу мне чудилась опасность. Вот об этот выступ на мостовой я могу споткнуться, вон тот велосипедист меня точно собьет. Я чувствовала такую ответственность за растущую во мне жизнь, что даже дорогу спокойно не могла перейти, не подумав о том, что это опасно.

В тот раз я пошла в магазин за молоком, сказав маме Мэтта, что мне пойдет на пользу прогулка. Мне так хотелось помочь ей, отблагодарить за то, что приняла меня к себе в дом… Уже сгустились сумерки, и по дороге домой я вдруг поняла, что кто-то за мной идет. Я ничего не услышала, просто во мне вдруг вспыхнула уверенность в том, что меня преследуют, — более того, этот человек не хочет, чтобы я его заметила!

Сейчас я ощущаю ту же уверенность.

Тогда я не знала, что мне делать. Я перешла на другую сторону дороги — но преследовавший не отставал. Я слышала его шаги, он догонял меня и уже не прятался. Оглянувшись, я увидела мужчину — парня не старше Мэтта, куртка с капюшоном, руки в карманах, шарф закрывает нижнюю часть лица.

Путь можно было срезать через узкую улочку за рядом домов, не улочку даже, а переулок. «Так будет быстрее», — решила я. Тогда я не рассуждала логически, мне просто хотелось поскорее оказаться дома, в безопасности.

Свернув за угол, я перешла на бег — и парень последовал моему примеру. Я бросила сумку с молоком, и пластмассовая крышка отлетела в сторону. На мостовой расплылась огромная белая лужа. Через мгновение я тоже упала, ударившись коленками и прикрывая живот ладонями.

Все закончилось очень быстро. Парень наклонился надо мной, обыскал мои карманы, вытащил бумажки и убежал, оставив сидеть на брусчатке. Я успела разглядеть только его глаза.

Шаги приближаются.

Я иду быстрее, заставляя себя не переходить на бег. От неестественной скорости у меня меняется походка, и моя сумка раскачивается из стороны в сторону.

Впереди идут несколько девушек, и я стараюсь догнать их. «Вместе безопаснее», — .думаю я. Девушки дурачатся — подпрыгивают, смеются, но они не пугают меня. В отличие от шагов сзади. Они все громче, все ближе.

— Эй!

Голос мужской. Грубый, хриплый. Я прижимаю сумку к груди, чтобы ее не открыли, но тут же впадаю в панику — если ее попытаются отобрать, я упаду. Я вспоминаю, что всегда советовала делать своим детям в таких ситуациях: «Лучше, чтобы тебя ограбили, чем ранили. Не сопротивляйтесь, сразу все отдавайте, — вот что я им говорила. — Ничто не стоит того, чтобы вы пострадали».