Кто, если не я? - [21]

Шрифт
Интервал

Моника занялась Олей, Марианна домом, а мы с Иоанной забились в какой-то уголок и разговаривали. Наконец хоть какая-то часть этой ноши свалилась у меня с плеч. Пусть не вся, но достаточно, чтобы почувствовать себя лучше.

Уходя, Аська задала мне тот вопрос. Она единственная, кто мог сделать это так легко.

– Слушай, а ты еще пьешь?

– Нет, – соврала я.

– А успокоительные?

– А зачем? К вечеру я уже так устаю, что сразу засыпаю. Да и Оля иногда просыпается по ночам, и я должна ее слышать.

Иоанна посмотрела на меня подозрительно, но отстала. Я на самом деле почти не пила в эти дни.

Прошел праздник Трех Королей, но Магда все еще лежала в больнице. После похорон Малгоси и Павла Роберт занялся ее «переездом» в Варшаву, вроде это было ближе. Оказалось, что ее состояние все-таки осложнилось и пришлось делать шунтирование. Мне никто не сказал, на когда намечена операция и как она себя будет чувствовать потом. Моего мнения никто не спросил, и никому до меня не было дела. Оля потихоньку врастала в мою жизнь.

Глава 6

Откуда-то издалека, прорываясь сквозь шум в голове, послышался звонок. Он не давал мне покоя. Назойливый, как омерзительная толстая муха, он садился на меня и не давал себя прогнать. Доставал со всех сторон, даже забирался под одеяло. Наконец, я попыталась на нем сосредоточиться. Что это вообще такое? Откуда он? Где эта муха? Сознание медленно возвращалось. Звонок становился все ближе, громче, заглушал шум в моей голове. Он уже причинял боль. Мне с трудом удалось поднять веки, а звонок все не умолкал. Звонок? Да, звонок в двери. «Холера! Что же это такое?» – спросила я себя и открыла глаза. В окна лился дневной свет. Я лежала на кровати в своей комнате, которая служила мне и столовой, и спальней, и гостиной, и кабинетом. Звонок все никак не умолкал, он звенел без передышки и действовал мне на нервы. Пришлось встать, потому что это был единственный способ от него отделаться. Открыла входную дверь. Солнце ослепило меня, и я несколько секунд ничего не могла разглядеть. Кто-то оттолкнул меня с дороги и ворвался в дом:

– Холера, что происходит? Ты жива? Почему трубку не берешь и дверь не открываешь? – кричала Иоанна.

Каждый звук отражался от моего затылка и громом атомного взрыва отдавался в той части мозга, что отвечала за восприятие речи.

– Не ори так, – попросила я.

– Буду орать, меня тут чуть кондрашка не хватила! Я пятнадцать минут звонила! Я полицию вызвала – сама двери выбивать не хотела.

– Какую полицию?

– Обычную! Холера! Польскую национальную полицию!

– Так отмени вызов. Видишь же, что я жива.

– А где Оля? – крикнула Аська, врываясь в мою комнату. – Ее нигде нет! Где Оля?

– Оля? – переспросила я тихо, и тут до меня дошло. Где Оля?

– Оля! – звала Аська, мечась по дому. – Оля! Ты о ней забыла? Холера! Забыла о ней?

– Оля! – Я кинулась вслед за ней.

Мы посмотрели в ванной, в гостевой комнате, в старой спальне моих родителей, но ребенка нигде не было. Наконец, осталась только кухня, но она была заперта, потому вряд ли бы малышка могла туда зайти. Иоанна открыла двери и ахнула. В этот самый момент в дом ворвались двое полицейских.

– Что здесь происходит? Кто кричал? – заорал один из них.

– Вы вызывали полицию? – спросил второй.

Я стояла в дверях кухни, а Иоанна пыталась пройти вглубь по полу, покрытому осколками тарелок, стаканов, рассыпанной кашей и макаронами. Там было все – и джемы, которые еще мама закатывала, и разлитый смородиновый сок, и запасы риса, каш и других продуктов, которые я уже столько лет не использовала. Я огляделась. Нигде и следа Оли. Вернее, повсюду ее следы, а ее самой не видно.

– Оля! Ау! Ты где? – выкрикивала Иоанна, осторожно ступая по полу, чтобы не поскользнуться. Она старалась не наступать на осколки стекла, которые могли проколоть обувь и впиться в подошву или стопу.

– Оля! Оля, ты где?

– Оля, ау!

– Олька, отзовись! – вопила я, стоя в дверях кухни.

Полицейские заглядывали внутрь из-за моего плеча.

– Кого вы ищете? Мы можем помочь? Разрешите нам войти, – нудил один у меня над ухом.

– Оля, Оля, Оля, – повторяла я, как заведенная.

Иоанна была уже на середине кухни.

– Тихо! – вдруг воскликнула она.

– Что? Оля? Оля? – повторяла я свой вопрос.

– Тихо, – шикнула Иоанна.

Как только я умолкла, полицейский номер один решил воспользоваться ситуацией.

– Попрошу вас, отойдите от двери и позвольте мне войти! – заявил он официальным тоном.

– Тихо! Заткнитесь все! – рявкнула Иоанна.

Мы замолчали, и воцарилась тишина. Аська стояла посреди кухни и прислушивалась. Через пару мгновений мы услышали тоненький писк. От осенних мышей и то шума больше. Иоанна подошла к шкафчику под мойкой, открыла его и полезла внутрь. Мы услышали крик Оли. Я видела только плечи Иоанны, которые ходили ходуном, словно она боролась с тигром. До нас доносился лишь шум и приглушенные голоса.

– Кто там? Какое-то животное? – спросил полицейский.

– Там девочка, Оля, – сообщила я ему.

– Оля, отдай мне. Немедленно! – орала Аська вглубь шкафчика. Через минуту она поднялась, держа разбитую бутылку. Ее руки и лицо были расцарапаны. Она отошла от шкафчика и сообщила с охренительно геройским видом:


Рекомендуем почитать
Студент Прохладных Вод

«Существует предание, что якобы незадолго до Октябрьской революции в Москве, вернее, в ближнем Подмосковье, в селе Измайлове, объявился молоденький юродивый Христа ради, который называл себя Студентом Прохладных Вод».


Шкаф

«Тут-то племяннице Вере и пришла в голову остроумная мысль вполне национального образца, которая не пришла бы ни в какую голову, кроме русской, а именно: решено было, что Ольга просидит какое-то время в платяном шкафу, подаренном ей на двадцатилетие ее сценической деятельности, пока недоразумение не развеется…».


КНДР наизнанку

А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.


В пору скошенных трав

Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.


Сохрани, Господи!

"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...


Акулы во дни спасателей

1995-й, Гавайи. Отправившись с родителями кататься на яхте, семилетний Ноа Флорес падает за борт. Когда поверхность воды вспенивается от акульих плавников, все замирают от ужаса — малыш обречен. Но происходит чудо — одна из акул, осторожно держа Ноа в пасти, доставляет его к борту судна. Эта история становится семейной легендой. Семья Ноа, пострадавшая, как и многие жители островов, от краха сахарно-тростниковой промышленности, сочла странное происшествие знаком благосклонности гавайских богов. А позже, когда у мальчика проявились особые способности, родные окончательно в этом уверились.