Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - [39]

Ну сколько, например, было писано-переписано о новаторском и в высшей степени эффективном использовании мощного, в 14 миллионов свечей, «светового занавеса». И позиции-то врага они «замечательно высветили». И противника «совершенно ослепили». А уж про его почти «полную деморализацию» и поминать нечего: попробуйте найти публикацию о начале Берлинской операции, в которой бы первый абзац не завершался обязательным «враг был ошеломлен!».

А вот что по этому поводу сказал на конференции 1946 г . командующий 8-й Гвардейской армией генерал-полковник В. И. Чуйков: «…Мы отлично знали, что после 25-минутного артиллерийского налета такой мощности, как было на плацдарме, ничего нельзя было увидеть… потому что все поле закрывается стеной пыли, гари и всем, чем хотите. … Я считаю необходимым сказать то, что было, что прожекторные роты (понесли) потери, сожгли много свечей, но реальной помощи войска от этого не получили» [28]. Многие командиры, обнаружив, что освещенные сзади силуэты их наступающих солдат были хорошей мишенью, обращались к командованию с просьбой выключить «иллюминацию». Однако все эти просьбы были отклонены Жуковым.

Теперь о катастрофических для немецкой обороны артподготовках и бомбовых ударах. Плотность советской артиллерии была колоссальной: на участках прорыва – до 300 стволов на 1 км . И все это при полном превосходстве советских ВВС. В последних боях Люфтваффе уже ничего не могли им противопоставить. Тем удивительнее, что беспрецедентно мощный авиа– и артналет в увертюре операции вражескую оборону все же «недодавил». И главной причиной того были навал и спешка. Ведь в распоряжении Жукова находились 11 армий и многочисленные резервы 1-го Белорусского фронта. При этом участки прорыва общевойсковой армии составляли лишь 4—7 км, корпуса 2—3, дивизии 1—2, которые к тому же при вводе вторых эшелонов еще более сужались. Всей этой невероятной силище противостояла хоть и крепко зарывшаяся в землю, но всего одна 9-я армия генерала Т. Буссе. При той сокрушительной ударной мощи, которой располагал маршал Жуков, оборона противника была обречена. Ее блокирование и уничтожение были лишь вопросом времени. Но Жуков очень спешил. И потому предпочитал форсировать события. В своем стремлении как можно быстрее смять, подавить противника он начал с того, что на самом первом этапе наступления счел возможным сократить продолжительность артподготовки в среднем с 30 до 20—25 минут.

Ну какой, казалось, пустяк: подумаешь, пять или там десять минут!

Но именно эта и другие подобные «малости», как частное отражение принципиальной маршальской подмены принципа «больше огня – меньше потери» лозунгом «любой ценой», сыграли в дальнейшем однозначно негативную роль.

Конечно, потом, уже по завершении операции, начальник тыла 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Н. А. Антипенко мог с гордостью докладывать, что в условиях «ударного наступления по-жуковски» фронт сэкономил (?!) к концу военных действий много артиллерийских снарядов.

Но только нашим наступающим войскам, и особенно их главной атакующей силе – крупным танковым соединениям, вся эта «социалистическая экономия», с одной стороны, и вся эта вызванная «избыточной мощью» суетня, с другой, вышли боком. Как, впрочем, и артиллеристам. В течение целой недели, предшествующей началу операции, старшие сержанты Гизи Загитов, Александр Лисименко и другие ребята из взвода оптической разведки проделали прямо-таки титаническую работу. «Перепахав» по переднему краю около 12 километров , они выявили и определили координаты огромного количества целей. По существу, ребята вскрыли для огневого поражения почти все главные узлы вражеской обороны на данном участке.

Не отстали от них и однополчане из звукобатарей: Алексей Бобров, Михаил Минин и их сослуживцы за семь дней перед наступлением засекли 132 цели.

Практически к началу широкомасштабной артподготовки 16 апреля осталось сделать только одно – засечь репера. То есть определить координаты разрывов от нескольких наших снарядов, которые заранее и специально с отклонением 500—600 метров в сторону от намеченной вражеской цели выпускал один из орудийных расчетов. Противника такие попадания не беспокоили и не настораживали. Зато наши «пушкари» получали важную поправку. Зная реальные координаты цели и быстро введя эту поправку (репер) в свои расчеты, они по команде «огонь!» довольно неожиданно для противника и очень точно накрывали намеченный объект.

Однако в ночь с 15 на 16 апреля, когда танки 2-й Гвардейской армии генерал-полковника С. Богданова стали выходить на исходный рубеж, а артиллеристам осталось только пристрелять репера, произошло то, чего не случалось за всю историю войны. При выдвижении на исходную тяжелые бронированные машины пошли… прямо по проводам, которые соединяли Центральный пункт обработки (ЦПО) с расположенными по фронту от пяти до шести километров звуковыми постами. Находившийся в это время на ЦПО вычислитель – младший сержант М. Минин – после войны вспоминал, что уже приготовился к приему необходимой для расчета информации, когда связь вдруг оборвалась. Это был ужасный момент. Ведь произошедшее фактически сводило на нет двухнедельную работу всего разведдивизиона. Бригадные батареи всего за два часа до начала главной артподготовки вдруг «окривели на один глаз».