Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства - [45]
Отсутствие воображения, которое характеризовало почти всю антимасонскую историографическую критику, мешало ей понять, что масоны не только изобрели свою собственную историческую легенду, но — что намного важнее — они неустанно продолжали неофициально изобретать и переиначивать ее в течение долгого времени после трудов д-ра Андерсона. Дело в том, что Легенда — не ложь о них и не просто средство само-восприятия, но средство идеального продолжения самих себя в истории[120].
Итак, насколько это может быть установлено, легендарная история франкмасонов, содержащаяся в масонских конституциях и манускриптах, опубликованных после 1722 г., в значительной степени (по крайней мере, в самых существенных моментах) восходит к традициям английских, шотландских (и, возможно, также ирландских) «рабочих масонов». Возможно, хотя и недоказуемо, что некоторые части или элементы этой Легенды использовались или проявлялись в ритуалах посвящения в ложах рабочих масонов еще до того, как они стали принимать «нерабочих членов». Почти наверняка можно сказать, что те части истории, на которые намекает Андерсон, но которые «не должны быть записаны», носили ритуалистический характер — или в его время о них говорилось в продолжение ритуала. В конце концов, они всегда могли существовать исключительно в устной форме, в устной традиции рабочих масонов.
Можно предположить, что все рабочие масоны, на «Предписания» которых ссылается Андерсон, — так же как практически все, кто был индивидуально «принят» в рабочие ложи в течение 17-го века, — точно так же были христианами, как они действительно были «строителями». Это недвусмысленно утверждается в манускриптах: их верой было христианство, их профессией — строительство (masonry). Моя точка зрения относительно масонского (или любого другого) ритуала состоит в том, что ритуал всегда намного глубже укоренен в своей собственной религиозной ситуации, чем лежащие в его основе верования, мифы или идеи, в свете которых он может быть объяснен или интерпретирован. Ведь ритуал, даже намеренно «изобретенный», всегда предшествует факту рефлексии его участников по поводу его самого, или факту осознания ими самих себя; факту, посредством которого они соотносят себя с ним[121].
Три центральных положения доминировавшего на тот момент протестантизма — вера, спасение через добрые дела и предопределение — подготовили почву для введения ритуала, не только казавшегося нейтральным в отношении протестантизма (в чем, без сомнения, состояла интенция Андерсона), но и способного нейтрализовать какой бы то ни было специфически христианский контекст. Предчувствовал Андерсон или нет, но эту опасность почти сразу уловил Ватикан, и масонство было подвергнуто отлучению[122].
Я (А.П.). Я вижу, вы не любите его, ведь так?
Дж. К., член Ложи Quatuor Coronati. Да, действительно. Для английского масонства было бы намного лучше, если бы он не родился. Без него никогда не произошло бы раскола на «Новых» и «Древних», правда, Джон?
Джон, очень ученый масон, хотя и не член QC. Я не знаю, я читал кое-что из его писаний и слышал о нем в некоторых лекциях в моей ложе, и, насколько я могу судить, он был слишком уж примитивен и элементарен в своем подходе к масонской истории — даже в соответствии с критериями исторической достоверности своего времени.
Дж. К. Не только это. Я думаю, что даже в соответствии с моральными нормами его времени он не был честным человеком. Вся его деятельность была мотивирована лишь эгоистическими интересами и больше ничем. Он хотел стать Великим Мастером, вот и все…
А.П. Но у него не было никаких шансов после второго срока Великого Мастера Джорджа Пэйна, когда была установлена традиция избрания Великих Мастеров только из аристократов. По моему мнению, он сам сыграл определенную роль в установлении этой традиции. Однако не кажется ли вам, что перед ним скорее стояла чисто идеологическая задача определения исторического принципа, нежели задача произвести историческое исследование в нашем понимании?
Джон. Конечно, ведь для того, чтобы определить исторический принцип, надо быть богословом, а не историком.
Дж. К. Точно, и вот тут-то Андерсон все и напортил, потому что он был типичным диссентером…
А.П.…вместо того, чтобы быть англиканским священником, да?
Дж. К. Ну, я полагаю, что типичный порядочный англиканский священник того времени сделал бы то же самое, будь он на месте Андерсона. А именно: представил бы масонство масонам, а также и всему миру за пределами лож, как общество, у которого нет — и никогда не будет — своей собственной религии. Потому что на самом деле масонство не только никогда не было религией, но оно не было и не является религиозным обществом. Но Андерсон намеренно и настойчиво настаивал на религиозном аспекте масонства и делал это столь двусмысленным образом, что породил максимум неправильного понимания у самих масонов и дал их врагам широкие возможности для искажений. (Выше я высказал личное несогласие с этой точкой зрения. — А.П.) Не говоря уже обо всех неточностях и о его утомительном изложении. Я думаю, это Ваша принципиальная ошибка, что в написании своей книги Вы так рабски и упрямо следовали ему.
Эта книга представляет собой разговор двух философов. А когда два философа разговаривают, они не спорят и один не выигрывает, а другой не проигрывает. (Они могут оба выиграть или оба остаться в дураках. Но в данном случае это неясно, потому что никто не знает критериев.) Это два мышления, встретившиеся на пересечении двух путей — Декарта и Асанги — и бесконечно отражающиеся друг в друге (может быть, отсюда и посвящение «авторы — друг другу»).Впервые увидевшая свет в 1982 году в Иерусалиме книга М. К. Мамардашвили и A. M. Пятигорского «Символ и сознание» посвящена рассмотрению жизни сознания через символы.
К чему приводит общее снижение уровня политической рефлексии? Например, к появлению новых бессмысленных слов: «урегулирование политического кризиса» (ведь кризис никак нельзя урегулировать), «страны третьего мира», «противостояние Востока и Запада». И эти слова мистифицируют политическое мышление, засоряют поры нашего восприятия реальности. Именно поэтому, в конечном счете, власть может нам лгать. Работу с мифами политического мышления автор строит на изобилии казусов и сюжетов. В книге вы найдете меткие замечания о работе экспертов, о политической воле, о множестве исторических персонажей.
Книга философа и писателя Александра Пятигорского представляет собой введение в изучение именно и только философии буддизма, оставляя по большей части в стороне буддизм как религию (и как случай общего человеческого мировоззрения, культуры, искусства). Она ни в коем случае не претендует на роль введения в историю буддийской философии. В ней философия, представленная каноническими и неканоническими текстами, дается в разрезах, каждый из которых являет синхронную картину состояния буддийского философского мышления, а все они, вместе взятые, составляют (опять же синхронную) картину общего состояния буддийской философии в целом — как она может представляться философскому мышлению сегодняшнего дня.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
Александр Пятигорский – известный философ, автор двух получивших широкий резонанс романов «Философия одного переулка» и «Вспомнишь странного человека…». Его новая книга – очередное путешествие внутрь себя и времени. Озорные и серьезные шокирующие и проникновенные, рассказы Пятигорского – замечательный образчик интеллектуальной прозы.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.