Кто боится вольных каменщиков? Феномен масонства - [16]

Поскольку я желаю позволить масонам говорить самим за себя, то — по крайней мере, в качестве отправного пункта — моя краткая история начинается с версии, составленной д-ром Джеймсом Андерсоном, первым официальным масонским историком, с добавлением некоторого количества материала, взятого из других ранних описаний. Андерсон был современником всех описываемых им событий, очевидцем большинства из них и активным участником достаточно многих. Написанная им история, хотя она и не всегда правдива (или правдивее других), была единственной историей того периода, признанной Великой Ложей[37].

Андерсон сообщает о четырех масонских ложах, существовавших в 1716 г. в Лондоне среди некоторых других, отживающих свой век: это ложа, проводившая собрания в пивной «Гусь и Вертел» во дворе церкви Св. Павла; ложа в пивной «Корона» на Паркерс-Лэйн около Друри Лэйн; ложа в таверне «Яблоня» в Ковент-Гардене; и ложа в таверне «Кубок и Виноград» в Вестминстере (с. 109). Уильям Престон (1742–1818), почти двумя поколениями позже, напишет в своих Иллюстрациях, что это были «единственные четыре ложи, существовавшие на юге Англии в то время».

Невозможно определить, кто прав. Эти четыре ложи встретились в феврале 1717 г. в таверне «Яблоня» и, «избрав председателем старейшего Мастера Масона, провозгласили себя Великой Ложей (pro tempore в должной форме)» (Там же)[38]. После этого на день Св. Иоанна Крестителя 24 июня 1717 г. г-н Энтони Сэйер, джентльмен, был избран Великим Мастером масонов на последующий год. Он назначил капитана Дж. Эллиота и г-на Джейкоба Лэмболла, плотника, Великими Смотрителями и приказал Братьям четырех лож встречаться ежеквартально для общения с ним и его Смотрителями. На этом собрании также договорились, что «привилегией собираться в качестве масонов… до сих пор неограниченной… должны быть наделены определенные ложи… и что каждая ложа… помимо четырех старых лож… [т. е. их самих] должна законным образом… получить подтверждение от Великой Ложи»[39]. Некоторые другие масонские авторы, информация которых исходит в основном либо непосредственно из Конституций Андерсона 1738 г. или из Конституций, приведенных в Иллюстрациях Престона, дополняют этот скромный список первых участников именами д-ра Дезаги-лье, Дж. Пэйна, Гофтона, Кордвелла, Де Нойера, Врадена, Кинга, Морриса, Кальверта, Уэра и Мэддена, которые были Мастерами и Смотрителями четырех существовавших лож[40].

Однако даже эти немногие факты переданы нам не самими участниками, но д-ром Андерсоном через двадцать лет после того, как они имели место. Его первый серьезный критик, великий масонский историограф Роберт Фреке Гоулд, пишет: «Единственное официальное описание основания Великой Ложи Англии в 1717 г. и первых шести лет ее истории, которым мы располагаем, содержится во 2-м издании Конституций д-ра Андерсона, опубликованном в 1738 г.». Это описание начинается со знаменитой фразы: «После того как Мятеж закончился, в 1716 г., четыре ложи Лондона сочли правильным установить прочную связь под руководством Великой Ложи» (с. 109)[41]. Следовательно, Андерсон — это единственный источник, а он писал спустя длительное время после события.

Позднейший комментарий, написанный в 1756-м самым блестящим «уклонистом» франкмасонства Лоуренсом Дермоттом (1720–1791) в книге Ахиман Резон[42], утверждает: «около 1717 г. некоторые веселые компаньоны, получившие степень в Цехе, который уже покрывался ржавчиной, решились сформировать ложу для самих себя — для того, чтобы, беседуя, вспомнить все, что было им формально продиктовано, или, если это неосуществимо, ввести взамен нечто новое, что могло бы в будущем сойти за масонство в их среде»[43]. Но почему у них была нужда вспоминать? «Потому что, — пишет Андерсон, — на юге ложи все более выходили из употребления, когда… через несколько лет после 1708… сэр Кр. Рен пренебрег должностью Великого Мастера (которым, согласно Андерсону, он был в это время)…» (с. 108). Так что, как нам представляется, в масонской истории наблюдается пробел в 8–9 лет.

Теперь предположим, что вся информация, которой мы располагаем, заключена исключительно в этих двух источниках, — поскольку на уровне фактов Дермотт и Андерсон не противоречат друг другу; несогласие между ними заключается только в интонации и интерпретации, — и зададим себе вопрос о значении в те времена трех слов: «ложа», «масон» и «степень».

Первый термин, без сомнения, имеет самое решающее значение, поскольку тема масонства имеет отношение не к отдельным масонам, а к уникальному масонскому историческому самосознанию, которое включает (и включало почти триста лет назад) представление о связи масона со своим прошлым — или, точнее, с прошлым собственной культуры масона, равно как и с прошлым человеческой культуры вообще[44]. Это его первичный базис. Тогда ложа — это место, где это представление принимает видимую и слышимую форму, свой конкретный образ, единственное место, где масоны встречаются друг с другом как масоны. Ложа не существует как ложа, не будучи местом встречи; а встреча, когда она происходит в любом доме, квартире или комнате, становится ложей. Согласно традиции, существовавшей до Великой Ложи, любые пять, шесть или семь лиц, прошедшие посвящение (характер которого в то время еще не уточняется), могут составить собственную ложу, где бы это ни происходило. Таким образом, дело не в самом здании, и действительно, некоторые ложи на протяжении своей истории довольно часто переезжали из одной пивной или таверны в другую, и даже когда они обретали для себя более-менее постоянное место, это место все еще рассматривалось как не более чем временная материальная рамка для