Ксеркс - [68]

— Стой! Кто идёт?

Подняв вверх безоружную правую руку, Главкон осторожно шагнул вперёд. К нему приблизились двое мужей в крепких панцирях, наставившие копья в грудь атлета:

— Кто ты?

— Друг. Эллин. Разве вы не слышите по моей речи? Проведите меня к Леониду. Я пришёл к царю с важной вестью.

— Эвге! Слушай, друг, как ты себя называешь, полководца нельзя будить ради каждого перебежчика. Мы позовём декарха.

Заслышав шум, десятиначальник, командовавший греческим дозором, подошёл к ним. Этот спартанец оказался более смышлёным, чем большинство его соотечественников, и сразу поверил тому, что у Главкона может быть важное дело к Леониду.

— Ты афинянин? — удивился декарх.

— Афинянин, — согласился Главкон.

— Проклятый! А я-то полагал, что среди афинян нет сторонников персов. Что занесло тебя в стан персов? И видел ли там своих соотечественников, кроме сыновей Гиппия?

— Их там немного, — ответил беглец, не желая выкладывать истину.

— Что ж, афинянин, идём к Леониду, расскажешь ему своё дело. Но хорошего приёма не жди. После измены вашего красавчика Главкона царь не склонен проявлять сочувствие даже к раскаявшимся предателям.

Двое гоплитов повели перебежчика к стене, укрывавшей за собой воинский стан, много меньший персидского и уступавший ему в роскоши, однако содержавшийся в строгом военном порядке. Эллины уже просыпались, одни ели из шлемов холодные отварные бобы, другие облачались в помятые бронзовые панцири и поножи. Все смотрели на проходившего мимо Главкона.

— К царю ведут перебежчика, — раздавался шепоток, и вокруг Главкона даже собралась горстка любопытных, когда провожатые его остановились у бурой палатки, лишь немного большей по размеру, чем остальные.

У входа в неё на походном сундуке сидел человек, деловито хлебавший железной ложкой «чёрную похлёбку» из большого котла. Наступивший рассвет позволил Главкону заметить, что плащ на плечах этого мужа укрывает под собой вороной панцирь, а шлем, оставленный на земле неподалёку, увенчан золотым венком.

Оба дозорных опустили копья, приветствуя царя. Тот посмотрел на подошедших.

— Перебежчик, — объявил один из них, — он говорит, что принёс важные вести.

— Пусть подождёт, — приказал полководец, не останавливая движения ложки.

— Но от этого зависит участь Эллады. Послушай меня! — попросил смутившийся афинянин.

— Жди! — последовал невозмутимый ответ, а железная ложка продолжала своё движение.

Зацепив в котле увесистый кусок мяса, спартанец прожевал его, потом отставил котёл. После этого он окинул пришельца взглядом и дал своё разрешение:

— Ну?

Слова хлынули из груди Главкона неудержимым потоком:

— Царь, надо бежать! Я только что оставил стан Ксеркса. Я присутствовал на военном совете. Изменник выдал персам тропу, и Гидарн вот-вот зайдёт вам в тыл. Отступайте немедленно, иначе все вы попадёте в ловушку.

— Понял, — неторопливо заметил спартанец, жестом приказывая перебежчику умолкнуть.

Страх заставил Главкона продолжить:

— Я был в самом шатре Ксеркса. И переводил разговор между царём и изменником. И я ручаюсь за свои слова. Если вы немедленно не отступите, кровь твоих людей падёт на твою голову.

Леонид вновь поглядел на дезертира, пронзая его своим взором, и задал короткий вопрос:

— Кто ты?

Кровь прихлынула к щекам афинянина, и язык его как бы приклеился к нёбу.

— Кто ты? — повторил царь.

Он рассматривал нежданного гостя ещё более пристально. Их уже обступили воины; став кружком, они заглядывали друг другу через плечо. Главкон распрямился:

— Я Главкон из Афин, истмийский победитель.

— Так?

Челюсть Леонида невольно — пусть и на короткий миг — отвисла. Других признаков удивления царь не обнаружил, однако обступившие Главкона и Леонида спартанцы подняли крик:

— Смерть изменнику! Побить его камнями!..

Не говоря ни слова, Леонид ударил ближайшего к нему гоплита тупым концом копья. Воины разом умолкли. Тогда царь вновь повернулся к дезертиру:

— Зачем ты здесь?

Главкон никогда ещё не молился о милости Пейто, Увещевательнице, так, как в этот момент. Аргументы, просьбы, уверения в невиновности, проклятия неведомым врагам сразу посыпались с его уст. Он даже не осознавал, что говорит. Он заметил только, что в конце концов руки гоплитов перестали сжимать рукоятки мечей, а лица чуть подобрели.

Наконец Леонид поднял руку, давая ему знак умолкнуть:

— Эвге! Итак, ты хочешь, чтобы я поверил тому, что ты пал жертвой обстоятельств, а также твоей истории? Значит, они идут нам в тыл. Прорицатель Масистий сказал, что сегодняшнее возлияние дало дурное предзнаменование. И вот ещё ты. Надо подумать. Созывайте начальников.

Собрались лохархи и таксиархи. Военный совет был коротким. Эвбол, командовавший коринфским отрядом, ещё сомневался в том, что перебежчику можно верить, когда от горы примчался вестник, подтвердивший самые худшие опасения. Трусливые фокейцы, караулившие тропу, разбежались, едва на их головы посыпались первые стрелы, посланные персами Гидарна. Итак, враги скоро окажутся в Алпени, деревушке, располагавшейся позади боевых порядков Леонида. Выхода не было, и царь предложил отступить.

Но таксиархи союзных отрядов уже бросились к своим людям, на ходу давая приказы о бегстве. Лишь двое или трое остались возле царского шатра, удивляясь тому, что Леонид не предложил бежать своим спартанцам. Более того, Главкон, стоявший неподалёку, увидел, что полководец взял в руки недавно отставленный им котелок и свою железную ложку.