Ксенос и фобос - [28]

   Та стояла, хватая воздух ртом от возмущения:

   - Я? Это я - молодец? Мой материал? Да вы же сами его сняли месяц назад!

   - Сам снял, сам и поставил. На то я тут и сижу, вот в этом кабинете,- он обвел пальцем вокруг себя, показывая, что вот он, кабинет.

   - Да вы хоть понимаете?

   - Даша, милая моя девочка, я понимаю гораздо больше тебя. Я так скажу: вот ты принесла мне этот материал еще в январе, а я его не пустил. Почему? А?

   - Ну, и почему?- повторила та.

   - Потому что - не время было тогда. Ясно?

   - А сейчас, выходит, время?

   - А сейчас - самое время. Сейчас этот материал очень своевременен и даже нужен. Он проверен. Он вычитан. Он разъясняет...

   - Да кем он проверен, Петр Николаевич?- прервала его Дашка.- Там же ошибка на ошибке! Там же...

   - Эх, молодежь... Кем проверен... Кем надо проверен. И кем надо одобрен. И кем надо дописан, и кем надо поправлен. Тебе бы радоваться, молодой, - вон какой подвалище. Звездой не звездой, а звездочкой нашей стала за один день...

   - Я уже ничего не понимаю,- упала на стул Дашка.- Я сейчас, наверное, плакать буду... Я же...

   - Даша,- мягко, как с больным человеком, говорил Корнилов,- успокойся ты - все в порядке. Твой материал одобрили на самом верху. И поправки внесли там же. Радуйся, дурочка. Да, и не забудь зайти к бухгалтеру. Гонорар-то - ого-го!

   - А вот мне сказали, что все это - мои выдумки,- приподняла Дашка плечи.

   - Девочка, ты мне этого не говорила, хорошо? А я не слышал. Мне не интересно, кто и что и особенно - где тебе говорил. Главное на сегодня - твой материал стал той самой бомбой, которая опять подняла наш тираж и наш авторитет. Город сегодня читает нашу газету. Город читает и обсуждает. И завтра они все тоже пойдут и купят нашу газету. И это - правильно. Всё, Даша, всё. Иди и получай свои деньги.

   Он снова склонил над макетом свою седую многоопытную голову.

   А она пошла в бухгалтерию. Ну, а что? Посидела еще минут пятнадцать в кабинете заместителя редактора. Отдышалась, успокоилась и даже успела просмотреть, наконец, что же за материал-то вышел в газете под ее именем. Это было не совсем то, что написала она. То есть, совсем не то. Слов и фактов было больше. Гораздо больше. А вот те факты, про которые ей сказали, что выдумки все это, так тех и вовсе не было в тексте. В общем, идея была ее, наполнение - чужое, но в кассе лежали реальные деньги - ее гонорар. И не маленький по сравнению с обычной мелочью за небольшие новостные заметки.

   "Ну, что ж,- вздохнув, подумала Дашка.- Краткость, как говорится, сестра таланта, но тёща гонорара. Пойду поить коллег. И Ирке ведь было обещано...".

***

   В этом мутном кошмарном сне за ним гнались с собаками. Виктор долго уходил от преследователей по темным незнакомым окраинным улицам, делал неожиданные повороты, скидки, петли, закрывал за собой какие-то двери, прислонялся в изнеможении к холодной кирпичной стене горячим лбом, но почти тут же слышал приближающийся лай собак, шум толпы, и снова срывался в бег. Ноги тяжелели, дыхания уже не хватало, стучало в висках. На вдох, на полный вдох не хватало сил. Давила головная боль. Как будто на каждом шагу кто-то бил сверху тяжелым мешком с крупной дробью. Он так это чувствовал, что с дробью, а не с песком, потому что коже тоже было больно. Но останавливаться было нельзя, потому что сзади, слева, справа и уже даже будто и где-то не очень далеко впереди был слышен лай собак, заполошный, атакующий, все приближающийся и приближающийся. Надо было бежать, заставляя себя переставлять ноги в страшно тяжелых ботинках. Хотелось снять их, сбросить. Казалось, что без ботинок сразу станет легче бежать. Но было некогда остановиться, не было времени наклониться, распустить шнуровку. Надо было бежать - потому что иначе догонят. С собаками - наверняка догонят. Что будет, если догонят, он представлял себе хорошо. Картины самосудов, снятые на видео, и те, что он видел сам, стояли перед глазами. А теперь гнали его. Вперед, вперед...

   ...

   Холодно. Очень холодно. Нет, не так. Страшно холодно, больно холодно. Холодно до страха, до ужаса какого-то внутреннего, и еще более страшно от такого холода. Холод съеживает, скручивает, трясет, щиплет, сдавливает до боли, несмотря на то, что прижимаешься спиной к теплым собачьим бокам. Хорошо, когда есть за спиной теплое, надежное.

   Еще тогда, по зиме, после всех странных и страшных событий в городе, когда ему просто некуда стало идти, он стал жить здесь, в этом всегда пустом, непонятно для кого сделанном, подземном переходе. Переход был построен не поперек широкой магистрали, по которой несся поток автомашин, а вдоль нее, под узкой поперечной улочкой, уже несколько лет перегороженной строительным забором и потому непроезжей.

   Оттуда и выходил на "промысел", в поисках пропитания. По началу весны в один из выходов в переулках над набережной он случайно спас смешную девчонку-гота (или надо говорить "готичку", что ли?) в черной коже и всю размалеванную от пьяной толпы (толпа всегда пьяна!). И стал с того еще больше таиться, прятаться.