Крысы - [24]

Шрифт
Интервал

Но теперь она больше не прислушивается к храпу мужа, обладающего здоровым сном; привыкла к нему, как привыкают к тиканью часов. Она распахивает не затворенное окно, и ветер треплет ее седеющие спутанные волосы.

Тьма; сверкают четыре зеленых глаза. По временам стоны, стоны наслаждения, мучительной страсти, потом тишина. Сорочка колышется, по телу пробегает дрожь от ночной прохлады, раздражение выливается в потоке слов; но животные ничего не слышат, не прерывают наслаждения, они не в силах нарушить примитивный и властный ритм лихорадочного возбуждения. Самка, продолжая игру, вырывается от кота и в темноте виснет на ближайшей водосточной трубе. И животные в безумной гонке мяукают, на этот раз уже от удовлетворенного желания.

Мадам Руссен не решилась подойти к животным, охваченным страстью, боясь их когтей, и теперь, когда мяуканье удаляется, она не стоит зря у окна; она никогда не стоит зря у окна. Ночь дана для того, чтобы спать, а не для того, чтобы мечтать на балконе, внимая бою башенных часов, отзванивающих четверти, и далекому пыхтению поезда, который увозит с набережных скопившиеся за день товары. 

Полусонный щебет птиц. Когда мадам Руссен, снова благополучно миновав все препятствия, растягивается около супруга, простыни кажутся ей чересчур горячими и мешают спать, храп мужа беспокоит ее.

Она не может заснуть, и его ровное дыхание молотком отдается в ее возбужденном мозгу.

Коленом она дотрагивается до ступни мужа, ступня горячая. Она поворачивается на другой бок, чтобы не касаться его, старается не думать об этой постели об этом человеке, о звуках, напоминающих ей печальную действительность. Пробует заснуть, так как теперь, когда она уверена в проступке сына, ей нужно целительное забвение.

Печень у нее вздулась и давит на желудок, дыхание стеснено. Она осторожно высвобождает голову из подушек, прикасается к холодному изголовью.

Лоб у нее влажный. Мосье Руссен храпит, а она, усталая и напитанная желчью, борется с надвигающейся катастрофой.

Гнев ее утих; в голове уже созрел план действий, необходимый, чтобы замять скандал. Она знает, как повести атаку, и завтра же сын покается ей во всем. Он покается, и тогда волей-неволей должен будет подчиниться ее желанию. Она надеется совершенно замять эту семейную драму; постепенно надежда переходит в уверенность.

Душно, в открытое окно доносится влажный запах земли.

Старуха уже нагрела изголовье. Она приподымается резким движением, стараясь найти положение, в котором легче дышать.

И надежда и уверенность оставляют ее, — как она истомилась. Она думает о лицемерии сына, и в ней не подымается злобы. Нет, она даже не злится на то, что ее одурачили, она ощущает только страх, к которому примешивается жалость. Сегодня ночью ее немножко лихорадит, и она плохо учитывает факты. Она никогда не ощущала наслаждения, какое, возможно, доставляла дородному человеку, который спит около нее, дыша размеренно и громко. И ее физическое недомогание меркнет перед подлостью сына, который, вероятно, поддался своим чересчур сильным страстям. Во всем она винит только страсть, ведь нельзя же говорить о глубоком чувстве к какой-то жалкой машинистке. Боли в печени возобновляются, голова склоняется на подушку, она прислушивается к храпу и чувствует почти что отвращение к мирно спящему мужу. В вырез сорочки видна дряблая грудь, на подушке, на переплетающихся буквах монограммы, остается мокрый кружок ото рта.

Тело постепенно замирает, руки вытягиваются вдоль бедер, матрац приминает груди.

За закрытыми веками возникает упитанное лицо сына, лицо, казавшееся таким уравновешенным.

Вдали, во тьме гудит буксирный пароход. На бульваре пусто, серые, каменные церкви живут своей обособленной жизнью под мягким светом луны. С крыши все еще доносятся нетерпеливые стоны котов.

Мосье Руссен храпит около уснувшей супруги.

XVII 

Филипп Руссен ожидает трамвая около собора, в двух шагах от остановки. Перед ним проходит и теснится толпа, — за узким пространством, отведенным для пешеходов, снуют в обе стороны автомобили. Впереди гомон толпы, позади шум моторов, гудение автомобильных рожков.

Филипп злится, он запаздывает, и толкотня раздражает его.

Мидинетки, держась за руки, стайками пробираются сквозь толпу; они смеются, останавливаются, расстаются, снова нагоняют друг друга, пускаются вдогонку за товаркой, отставшей от уже прошедшей группы, наталкиваются на молодых людей, визжат, высмеивают почтенную жеманную даму, выведшую погулять собачку, назначают приказчикам свидания для совместной загородной прогулки в воскресенье и шумно прощаются, когда трамвай увозит одну из них.

Но сегодня Филипп не смотрит на девушек, не тянется жадными губами к вырезам блузок. Когда его волнует желание, у него оживляются только губы, ибо в городе, где ты родился, где тебя все знают, ни в коем случае не следует показываться с женщиной. Поэтому обычно он приставал к барышням из магазинов только с наступлением темноты, в плохо освещенных улицах и вдали от центра; когда они бывали сговорчивы, он увозил их в лес, на зеленую травку. Автомобиль чрезвычайно удобен в этих случаях, он упрощает скучные подробности. При помощи автомобиля тут же достигаешь цели.


Рекомендуем почитать
Мужество женщины

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Краболов

В 1929 году Кобаяси опубликовал повесть "Краболов", где описывает чудовищную эксплуатацию рабочих на плавучей крабоконсервной фабрике. Повесть эта интересна и тем, что в ней автор выразил своё отношение к Советскому Союзу. Наперекор японской официальной прессе повесть утверждала светлые идеи подлинного революционного интернационализма, дружбы между советским и японским народами. Первое издание "Краболова" было конфисковано, но буржуазные издатели знали, что повесть будет иметь громадный успех. Стремление к выгоде взяло на этот раз верх над классовыми интересами, им удалось добиться разрешения печатать повесть, и тираж "Краболова" за полгода достиг невиданной тогда для Японии цифры: двадцати тысяч экземпляров.


Хочу отдохнуть от сатиры…

Саша Черный редко ставится в один ряд с главными русскими поэтами начала XX века. Некоторые знают его как сказочника и «детского поэта», кому-то, напротив, он представляется жестким и злым сатириком. В действительно в его поэзии звучит по-чеховски горькая нежность к человеку и себе, которой многим из нас так часто не хватает. Изысканный и грубый, лиричный и сатиричный, одновременно простой и непростой Саша Черный даже спустя сотню лет звучит свежо, остроумно и ярко.


Взгляни на арлекинов!

В своем последнем завершенном романе «Взгляни на арлекинов!» (1974) великий художник обращается к теме таинственного влияния любви на искусство. С небывалым азартом и остроумием в этих «зеркальных мемуарах» Набоков совершает то, на что еще не отваживался ни один писатель: превращает собственную биографию в вымысел, бурлеск, арлекинаду, заставляя своего героя Вадима Вадимовича N. проделать нелегкий путь длиною в жизнь, чтобы на вершине ее обрести истинную любовь, реальность, искусство. Издание снабжено послесловием и подробными примечаниями переводчика, а также впервые публикуемыми по-русски письмами Веры и Владимира Набоковых об этом романе.


Петр Иванович

Альберт Бехтольд прожил вместе с Россией ее «минуты роковые»: начало Первой мировой войны, бурное время русской революции. Об этих годах (1913–1918) повествует автобиографический роман «Петр Иванович». Его главный герой Петер Ребман – alter ego самого писателя. Он посещает Киев, Пятигорск, Кисловодск, Брянск, Крым, долго живет в Москве. Роман предлагает редкую возможность взглянуть на известные всем события глазами непредвзятого очевидца, жадно познававшего Россию, по-своему пытавшегося разгадать ее исторические судьбы.


Избранное: Куда боятся ступить ангелы. Рассказы и эссе

Э. М. Форстер (1879–1970) в своих романах и рассказах изображает эгоцентризм и антигуманизм высших классов английского общества на рубеже XIX–XX вв.Положительное начало Форстер искал в отрицании буржуазной цивилизации, в гармоническом соединении человека с природой.Содержание:• Куда боятся ступить ангелы• Рассказы— Небесный омнибус— Иное царство— Дорога из Колона— По ту сторону изгороди— Координация— Сирена— Вечное мгновение• Эссе— Заметки об английском характере— Вирджиния Вульф— Вольтер и Фридрих Великий— Проситель— Элиза в Египте— Аспекты романа.