Крысолов - [25]

— Мой вопрос прозвучит неожиданно. Но, ответьте, долго ли ваши предки пробыли в бомбоубежище после окончания войны?

— Отчего же, он не неожиданный? Мне уже задавали этот вопрос, когда я была в закрытой лечебнице. Вам, разумеется, известен ответ, но я повторю его для вас. Долго, по-моему, лет семнадцать. Они покинули бомбоубежище одними из самых последних его обитателей. Помню, мама, бывало, мне жаловалась, что, выйдя из бункера, они никак не могли приспособиться к жизни на поверхности. Все лежало в руинах, и свирепствовал дикий холод. Она была тогда совсем ребенком, но все прекрасно запомнила. Они ведь ничего не имели: ни дома, ни работы, им не хватало денег на продукты и очищенную воду. А вокруг была разруха и озверевшие от нищенского существования люди. Да и отец рассказывал то же самое. Но у его семьи еще оставались некоторые средства.

С затуманенным взором и приняв отрешенную позу, Кларисса отправилась, было, путешествовать в прошлое своих родителей, но я поспешил вернуть ее оттуда.

— Да, сложно им всем пришлось, мои родственники тоже это пережили. Кстати, как сейчас ваше здоровье? Укусы знакомого мужа на нем не отразились?

— Да нет, не отразились. Мое здоровье, но большому счету, никогда не доставляло мне причин для беспокойства. И в лечебницу, я считаю, меня положили по недоразумению. Сказали, что на обследование. Слава Богу, быстро разобрались и отпустили домой. А то сначала все приставали с глупыми вопросами. Извините, я не имела вас в виду. Странноватое, между прочим, место, скажу я вам. Что-то витает там, в воздухе нехорошее — пугающее и необъяснимое.

Исчерпав все темы для разговора, перед уходом мне хотелось бы взглянуть на укушенное плечо Клариссы. Но меня удержала здравая мысль, что предложение показать плечо она может истолковать превратно и что вполне реально при определенной настойчивости с моей стороны примет его и начнет раздеваться. Отказаться тогда от близости с ней мне будет сложно. Да и стану ли я отказываться? Интересный вопрос.

Я попрощался с Клариссой, поцеловал в ее подставленную щеку и пообещал скоро снова придти. Придти, чтобы проверить ловушки.

13

Моя голова гудела от полученных сведений. Все-таки я слишком многое узнал за последние часы, и мне требовалось время, чтобы все обдумать. Чтобы разрозненные факты сложились в целостную картину. После домашнего тепла и мягкого приглушенного света, красного вина и близкого соседства на диванчике с Клариссой, на длинной, как кишка, улице, казалось, было особенно мрачно и неуютно. На фоне темного неба вырисовывались неясные очертания низких зданий, огражденных толстыми стенами от внешнего мира. Холодный злой ветер мел по обледенелой мостовой снег, перемешанный с мусором.

На дороге возле дома Клариссы, почти вплотную к моей машине, стоял мощный черный автомобиль Шехнера. Вот уж кого я не ожидал здесь и сейчас увидеть! Любопытно, зачем он сюда пожаловал? Совершать прогулки по вечернему городу после окончания рабочего дня было совсем не в его манере.

Заметив меня, Шехнер выбрался из автомобиля и с улыбочкой бодро зашагал мне навстречу.

— Привет, Хэнк! Проезжал мимо, и вдруг вижу твоя колымага. Э-э, думаю, наш главный крысолов затеял что-то нечистое в этом укромном местечке. Короче, признавайся, в чем дело?

— Не радуйся прежде времени, я никого не обворовывал. Поставил позавчера в этом доме ловушки, а сегодня заходил их посмотреть, — сказал я, кивнув на прорезиненный мешок с мертвыми крысами, который держал в руках, и только сейчас вспомнил, что позабыл попросить Клариссу расписаться в регистрационной книге. Какая досадная промашка! Впрочем, промашка — простительная. Сидишь рядом с красивой женщиной, ведешь с ней проникновенные разговоры, пьешь вино, а потом, как обухом по голове, распишитесь, мол, в регистрационной книге за проделанную работу по уничтожению крыс. Ладно, шут с ней, с подписью. Хорошо хоть, что свой мешок прихватил с собой.

— Взгляни, у меня действительно здесь крысы, — настаивал я.

Поигрывая желваками, Шехнер окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом. Чувствовалось, что он по-своему истолковывал все мои движения и взвешивал каждое мое слово. Нет, но каков субчик! В пору мне было спрашивать, почему он здесь и чем занимается, а не наоборот.

— Значит, говоришь, проверял ловушки? Заливай больше. Меня не проведешь. Наверное, любовницу навещал. Как она из себя?

— Браво, Шехнер, угадал. Любовница у меня — высший сорт, исключительная красавица. Вот мешок дохлятины в подарок ей приносил, но она отчего-то его не взяла, отказалась, — усмехнулся я. — Однако, богатая у тебя фантазия. Не по средствам мне содержать любовницу, мне бы свою семью прокормить.

— Не прибедняйся, Хэнк. И прибереги свое красноречие для другого случая, не то я заплачу от жалости к тебе. А с любовницей можно прекрасно развлекаться и за ловлей крыс — у людей бывают разные слабости. Но я тебя не осуждаю — у меня самые прогрессивные взгляды. Слушай, что-то я замерз, — зябко поежился он, — положи куда-нибудь эту мерзость — носишься с ней, как с писаной торбой — и пойдем ко мне в машину.