Крысиный король - [73]

— Будь осторозен.

Он отвернулся, забросил одну из своих веревок за выступ и быстро исчез, поднявшись вверх по кирпичной стене. Сол посмотрел ему вслед. Потом повернулся и огляделся, чтобы понять, где находится. Во дворе на решетке валялись какие-то детали. Они поблескивали в темноте печально и торжественно. Улицы не было видно, и Сол на мгновение помедлил, наслаждаясь неожиданным одиночеством. Потом, не глядя, протянул руку и поднял решетку.

Он колебался.

Он знал, что вероятность найти Наташу и Фабиана очень мала. Город такой огромный, а власть Дудочника так сверхъестественна, что ему совсем не трудно спрятать в городе двух человек. Но Сол также знал, что не может просто так оставить их во власти Дудочника. Он знал, что обязан искать их, пусть только с целью доказать, что он еще наполовину человек. Дело в том, что он испугался своего хладнокровия, испугался того, как быстро смирился с отсутствием друзей, принял его как данность. Он тупел. В смерть Кея он просто не мог поверить, но это была человеческая реакция. Его больше волновало собственное спокойствие, несмотря на похищение Дудочником двоих его самых близких друзей.

Принятие неприемлемого было разновидностью стоической реакции, той силой, которая притупляла его сочувствие к друзьям. Он ощущал это где-то внутри — возрастающее умение приспосабливаться к окружающей среде, гиперреальное сосредоточение на том, что происходит здесь и сейчас. Это пугало Сола. Он не мог с этим бороться прямо, он не мог решать, что чувствовать, а что не чувствовать, но он мог отрицать это своими действиями. Он мог все изменить, отказавшись вести себя согласно своим чувствам. Он ненавидел собственные реакции, собственные чувства.

Это было свойством животного.

Глава 24

Спустившись в канализацию, Сол сразу понял: здесь что-то не так. Привычных звуков не доносилось. Ступив ногами в топкую сырость, он припал к земле и ощутил толчок дикой энергии. Повел ушами. Он знал, чего не хватало. Самым краем крысиного уха он должен был улавливать еле слышное царапанье и беготню своих подданных. Они должны быть с ним одним целым, они неотделимы от него, по ним он ориентировался в темноте.

Звуки исчезли. Крыс не было.

Он слегка пригнулся, скользя в зловонной жиже. Он не издавал ни звука, уши подергивались. Он дрожал.

Мутная жидкость стекала по стенам тоннеля тонкими струйками, он слышал тихий непрерывный шум падающих капель, слышал мрачное шуршание теплых подземных ветров, но его народ ушел.

Сол закрыл глаза и замер, прислушиваясь каждой клеточкой своего тела. Он не шевелился, он заставил свое сердце биться медленнее, сократив удары пульса, он освобождался от малейших шумов своего тела. Он стал частью канализации, он слушал.

Тишина в тоннелях потрясла его. Он осторожно приложил ухо к полу. Ощутил вибрации всего города. Вдалеке он что-то услышал.

Высокий пронзительный звук.

Сол рывком вскочил на ноги. Его бросило в дрожь, он вспотел. Дудочник здесь? В канализации?

Сол ринулся в тоннели. Он сам не знал, куда бежал. Он бежал, чтобы унять дрожь в ногах, — нужно было справиться с охватившим его ужасом.

Что Дудочник делает здесь?

Он пронесся мимо лестницы. Может, ему лучше уйти, может, пора выбраться из канализации и бежать по улицам наверху, думал он, но, черт возьми, это же его мир, его спасительная гавань… он не мог допустить, чтобы это у него отобрали.

Вдруг он остановился и замер, снова вслушиваясь.

Теперь звуки флейты стали немного ближе, и сквозь них прорывалось царапанье когтей по кирпичам.

Пассажи флейты стремительно взлетали вверх и падали, резкие трели носились как безумные, догоняя друг друга. Но и звуки флейты, и царапанье когтей были странно неподвижными, они не приближались и не отдалялись.

Что-то странное было в этом звуке. Сол слушал. Неосознанно он вытянул руки в стороны, упираясь в свод тоннеля, и расставил ноги. Он был словно вписан в окружность тоннеля.

Флейта продолжала выводить трели, но теперь Сол слышал что-то еще. Голос, стенающий в мучениях.

Лоплоп. Он пронзительно кричал, испуская бессмысленные, отчаянные вопли. Сол продвигался вперед, находил в лабиринте дорогу, ориентируясь по звукам. Звуки все время оставались на месте. Он шел к ним, пробираясь в темноте. Вопли Лоплопа раздавались с определенной периодичностью, но кричал он, похоже, не от боли, не так, как если бы его мучили, а словно жаловался. Голос Лоплопа сопровождался царапаньем — Сол четко понял, что это именно царапанье, будто множество таинственных лап синхронно скребут землю. Теперь от источника этих звуков его отделяли только тонкие стены, он знал, что всего один поворот, и он у цели. Сол снова задрожал. Он попытался взять себя в руки. Но ужас цепко держал его. Он вспомнил бешеную скорость, с которой передвигался Дудочник, мощь его ударов. Боль, которую удалось забыть, не замечать, снова проснулась и разлилась по всему телу.

Сол не хотел умирать.

Но со звуком что-то было не так. Сол вжался в стену и несколько раз сглотнул. Он медленно шел вперед, к тоннелю, откуда доносились звуки. Ему было по-настоящему страшно. Безумные завывания флейты, вскрикивания Лоплопа, и все это на фоне непрерывного и ритмичного царапанья по кирпичам — так продолжалось уже довольно долго. Звуки были такими громкими и раздавались так близко, что это приводило Сола в ужас.