Крыши наших домов - [5]

Ну, положим, таких длинноволосых пижонов я и в Бресте видел немало. В немыслимо расклешенных штанах с пуговками внизу, в разноцветных свитерах, хотя на улице лето, и чтоб сигареты были только «Леди Астор» или «Кемэл». Они с презрением смотрели на меня, а я на них. Обычно они толклись у гостиницы «Буг».. Нет, для меня они не были новостью.

Я немногим старше их, но как по-разному мы росли! Для меня оказалось трагедией, когда медицинская комиссия признала: не годен. Я часто болел в детстве, и вот на комиссии выяснилось, что у меня что-то не в порядке с печенью. Максим был здоров, как бегемот, он прошел комиссию без сучка без задоринки, а мне сказали: «Не годен!» Я пошел к начальнику училища и положил перед ним все документы. Не свои — отца. И заявление: «Я, сын, пограничника, погибшего в первые дни войны, не хочу другой дороги в жизни, как служба на границе. Прошу отменить решение медицинской комиссии...» Генерал, посмотрев на меня поверх очков, сказал, что отменить-то он может, а вот печенка моя останется. Тогда я брякнул:

— А где она у меня, товарищ генерал?

Нет, никому из нас — из всего класса — в голову не приходило заняться коммерцией, хотя в Алма-Ату приезжало много иностранцев. Я не знаю почему. То ли нас так воспитывали — но ведь и этих же не учили бизнесу! Тут что-то другое, чего я еще не могу понять и объяснить. Говорят, время такое. Наводим мосты. А вон она, книжка, у Максима на столе — М. Пришвин. «Рассказы об охоте»... И «Страж башни»...

Мы не заметили, как прошло два часа. Максим должен был идти на досмотр иностранного судна, я — в управление.

— Оставь чемодан у меня, — сказал Максим. — Привезу домой, все равно ведь придешь на пирог с корюшкой. Вот тебе адрес (он написал на листке бумаги). Схватишь такси, так проще. Увидишь Володьку, скажи, пусть тоже приходит.

— Слушаюсь, товарищ капитан!

Я вышел из порта.

Город ожил за эти два часа, и на стоянке такси возникла очередь. Пришлось долго ждать. Дождь не прекращался, люди ежились, поднимали воротники. А у нас там, под Брестом, солнце греет вовсю, и цветут яблони.

«У нас...» Теперь это было уже не «у нас», не у меня, во всяком случае.

Я вспомнил разговор с Максимом и невольно улыбнулся. Как все-таки странно! Предположим, были бы мы заводскими инженерами, встретились и, конечно же, заговорили о своем производстве, своих заводских делах. Сегодня был тоже производственный разговор, с той лишь разницей, что такое у нас «производство». Тут уж ничего не попишешь. А Максим все-таки молодчина, и я самую малость позавидовал ему. Он-то успел и увидеть, и сделать больше, чем я.

Вечером к Максиму пришел Володька.

Я не застал его днем в управлении. Мне сказали: уехал и сегодня не вернется. Но вечером Максим позвонил ему, и он пришел, ткнул меня куда-то в ухо оттопыренной губой и сказал то же, что и Максим:

— Старый черт!

Он оглядел меня своими рыбьими глазами, и вдруг я увидел в них и нежность, и грусть. Это было сущей неожиданностью, потому что, сколько я помнил, его глаза не выражали ровным счетом ничего.

Володька был холост и объяснял это свое состояние просто:

— Не успею втрескаться, а она уже бежит от меня. Для любви нужно время. Одна фея так и сказала: «Подозрительный вы тип! Надо бы сообщить куда следует, где это вы так много работаете».

Казалось, он не мог еще поверить, что это сижу именно я. Время от времени он дотрагивался до меня — это было ласковое прикосновение. Я и не предполагал, что Володька может быть таким.

Конечно, пока Нина возилась на кухне, вспоминали школу, истории грустные и смешные, но по большей части смешные, вроде той, в совхозном саду. Вспомнили и то, как я в пятом или шестом классе (господи, было же такое время!) притащил живую черепаху и подменил ею чучело на уроке зоологии. Учительница взяла экспонат в руки, и вдруг этот экспонат вытянул лапы и шею. Учительницу отхаживали валидолом, а меня потянули на педсовет.

И Алма-Ату вспомнили, и девчонок, в которых, казалось, мы были влюблены раз и навсегда. Давно у меня не было такого чудесного вечера! Я не вспоминал о Лиде; один только раз, когда Нина внесла свой знаменитый пирог, подумал, что, соберись друзья у меня, никто не приготовит им пирога. Но это была минута, не больше. Максим, казалось, угадал, о чем я подумал, и поднял свою рюмку:

— За то, чтобы всем было хорошо.

И опять воспоминания. Мало ли о чем можно вспоминать в тридцать лет с друзьями вечером, за пирогом и бутылкой коньяка — с друзьями, которые не собирались целую вечность!

И не хотелось думать, что завтра с утра мне снова в путь, под этот проклятущий дождь, в незнакомые места, на незнакомую заставу, к незнакомым людям. Нет, не хотелось — моя душа все-таки была еще там, над тихим Бугом, где белка жила в скворечнике и возле забора паслись нежные косули.

2

«Брестская область, в/ч № ...

К. Н. Быльеву

Дорогой Константин Николаевич!

Ну, вот я и принял новое хозяйство. Правда, пока без комаров, но говорят, этого здесь будет в избытке. Болот хватает, могу поделиться. Хозяйство больше и сложнее нашего (никак не могу отвыкнуть от этого слова!), и служба сложнее, и обстановка напряженнее — сам, надеюсь, понимаешь почему: все-таки за озером мир не наш.