Крыса и другие злые рассказы - [2]
И вдруг — он даже и сам не знал почему — он задумался о Христе. А разве его самого не звали Христос? Его буквально пронзила эта догадка. Подумать только — а ведь он был не кто иной, как Христос. Крысиный Христос? Он остановился и взглянул на небеса. Он даже не поверил своим глазам — вдруг вокруг наступила тьма. Но скоро он снова задумался о том, а действительно ли он — крысиный Христос. Тогда небеса неожиданно вспыхнули ярким светом. Свет ослепил его, и он зажмурил глаза. Как долго он так стоял, с закрытыми глазами, ему не удалось вспомнить, но когда он открыл глаза, то он снова был крысой. И вокруг него толпились тысячи крыс. Он воскрес. Да, он воскрес из народа.
Теперь он знал, что он был истинный Христос. Не тот, кого пригвоздили к кресту, не тот, с которым поступили как со лже-Христом. Нет, сказал он сам себе, истинного Христа не распяли бы. Да ведь он и сам сможет распять всех людей, которые намеревались истребить его племя. Крысы визжали от восторга, когда они услышали это. Ибо они поняли, что он — избранник. И он всегда был избранником. Ибо Крысиный Бог нашептал ему это в ухо, когда его ослепил яркий свет. Свет, который вспыхнул посреди самых темных ночных небес, которые когда-либо простирались над землей.
Осколок стекла
Ни одно из деревьев в лесу не прислушивалось к маленькому кусту. А днем деревья закрывали собой солнце и бросали на него свои высокомерные тени, насмехаясь над ним. Когда опускались сумерки, они начинали о нем злословить. Да, так это и было всегда, и так всегда и будет. И он ненавидел их.
Однажды он увидел, что какая-то пара пришла в лес погулять. Находясь недалеко от него, они опустились на землю, вытащили из корзинки еду и принялись есть. Небольшой куст с любопытством смотрел на них и понял, что они счастливы, что они любят друг друга.
На следующий день над лесом светило солнце. И хотя высокие деревья пытались заслонить собой солнечные лучи, несколько лучей все же коснулись его. Когда он выпрямился, чтобы почувствовать тепло от солнечных лучей, что-то привлекло его внимание. Во мху, в том месте, где сидели люди, он увидел осколок стекла — он блестел и переливался на солнце. Он смотрел на него и, когда наступил вечер, решил, что осколок изменил свой взгляд на мир.
Через несколько дней ярко светило солнце и осколок стекла блестел, как никогда раньше. Маленький куст увидел это и жестоко улыбнулся.
Получилось так, как он и надеялся. Некоторые листья, которые лежали рядом с осколком стекла, начали дымиться. Очень скоро они сгорели. Огонь быстро распространялся, и небольшой куст знал, что пламя перекинется и на него. Да, он умрет. Но не в одиночку. Его мучители тоже обречены, и эта мысль его осчастливила.
Большие деревья вокруг воспламенились, и он услышал их отчаянные крики. Но сам он, конечно, смеялся. Он смеялся от счастья, потому что огонь словно спалил все его печали. И хотя он был наполовину охвачен пламенем, все еще был слышен его смех.
Рога
Бог стоял в темном зале и смотрел на себя в большое треснувшее зеркало. Его мясистый нос стал костлявым, от его прежней густой светлой шевелюры осталось только несколько волос. Морщины изрезали его лицо, а глаза стали водянистыми. За эту вечность он изменился до неузнаваемости. Он стал некрасивым. Отталкивающе некрасивым. Он это знал. Но воспринимал с хладнокровием.
Тем не менее с некоторыми вещами он смириться не мог. Его единственный подлинный враг, казалось, стал моложе и даже намного красивее. У него уже не было больших ушей наподобие ослиных и огромных глаз навыкате. Нет, все это кануло в прошлое. У него теперь был высокий благородный лоб. Его зубы сверкали белизной, а улыбка стала ослепительной. И было что-то в выражении его проницательных, сверкающих рубиновых красных глаз, что свидетельствовало о больших душевных силах.
Да, он был настолько красив, что урод с мешками под глазами начал стыдиться своего отталкивающего безобразия. И во всем этом безобразии было что-то, чего он особенно стыдился. На его древнем лбу начали прорастать рога.
Птица
Находясь в комнате, старик мог видеть птицу.
Большая черная птица сидела на подоконнике. Он долго смотрел на нее, потому что никогда раньше не видел таких птиц. Он подумал, что эта птица — какая-то особенная, и решил, что она чего-то ждет.
Птица медленно повернула голову и посмотрела в окно. Ее взгляд скользил по комнате, словно она что-то искала. Старик стоял совершенно неподвижно и, несмотря на то что уже начали спускаться сумерки, мог ясно видеть, что глаза у птицы зоркие, а взгляд острый. Казалось, птица о чем-то размышляет.
Вдруг она посмотрела на него. Их взгляды встретились. И с высоты птичьего полета он смог увидеть вечность. Старик упал замертво. Но из окна он мог теперь видеть, что лежит на полу мертвый. И он услышал, как кто-то сказал: «Ты сейчас принадлежишь мне».
— Нет, нет. После смерти я принадлежу Богу, — ответил старик. Он был верующим.
Затем он услышал, как чей-то голос сказал:
— Ты принадлежишь не Богу, ты принадлежишь мне.
Услышав это, старик испуганно спросил:
— Кто ты?
— Я птица, на которую ты смотрел.
Все шесть пьес книги задуманы как феерии и фантазии. Действие пьес происходит в наши дни. Одноактные пьесы предлагаются для антрепризы.
Я набираю полное лукошко звезд. До самого рассвета я любуюсь ими, поминутно трогая руками, упиваясь их теплом и красотою комнаты, полностью освещаемой моим сиюминутным урожаем. На рассвете они исчезают. Так я засыпаю, не успев ни с кем поделиться тем, что для меня дороже и милее всего на свете.
Дядя, после смерти матери забравший маленькую племянницу к себе, или родной отец, бросивший семью несколько лет назад. С кем захочет остаться ребенок? Трагическая история детской любви.
Рассказы, написанные за последние 18 лет, об архитектурной, околоархитектурной и просто жизни. Иллюстрации были сделаны без отрыва от учебного процесса, то есть на лекциях.
Что делать монаху, когда он вдруг осознал, что Бог Христа не мог создать весь ужас земного падшего мира вокруг? Что делать смертельно больной женщине, когда она вдруг обнаружила, что муж врал и изменял ей всю жизнь? Что делать журналистке заблокированного генпрокуратурой оппозиционного сайта, когда ей нужна срочная исповедь, а священники вокруг одержимы крымнашем? Книга о людях, которые ищут Бога.
Книга Андрея Наугольного включает в себя прозу, стихи, эссе — как опубликованные при жизни автора, так и неизданные. Не претендуя на полноту охвата творческого наследия автора, книга, тем не менее, позволяет в полной мере оценить силу дарования поэта, прозаика, мыслителя, критика, нашего друга и собеседника — Андрея Наугольного. Книга издана при поддержке ВО Союза российских писателей. Благодарим за помощь А. Дудкина, Н. Писарчик, Г. Щекину. В книге использованы фото из архива Л. Новолодской.
Монодрама «Мадам Мисима» болгарской писательницы Елены Алексиевой. Психологический анализ характера, участи и обстоятельств гибели классика японской литературы Юкио Мисимы.
Номер открывается романом «Жара и пыль» англо-американской писательницы и киносценариста Рут Прайвер Джабвала (1927–2013). Действие происходит в Индии, причем попеременно — то совсем недавно, то в 1923 году. Героиня и рассказчица, наша современница, переселившись в Индию, обретается как бы в двух измерениях: живет собственной нынешней жизнью и, вместе с тем, — молодостью первой жены своего деда, ушедшей от него к обедневшему индийскому принцу. И главные, и второстепенные герои-англичане испытывают на себе загадочные чары Индии.
Редакция начинает печатать афоризмы в переводе с разных языков из собрания Натальи Перовой, переводчика, издателя московского издательства «Глас».Афоризм Гилберта Кийта Честертона: «Чтобы на истину обратили внимание, надо перевернуть ее вверх ногами» — можно считать самым точным и глубоким определением афоризма.
Рубрика «Из будущей книги». Речь идет о «Французском сонете XVI–XIX вв.» в переводе Романа Дубровкина. «В его переводах, — пишет во вступлении поэт и переводчик Наталья Ванханен, — зазвучали и знаменитые на весь мир классики — Пьер де Ронсар, Жоаким Дю Белле, Агриппа д’Обиньи, Пьер Корнель, Жерар де Нерваль, Альфред де Мюссе, Теофиль Готье, Леконт де Лиль, Шарль Бодлер, Стефан Малларме, Поль Верлен, Артюр Рембо, Поль Валери, впервые встретившиеся под одной обложкой — и поэты менее известные, чьи имена русскому читателю только предстоит открыть».