Крылья - [17]

Валерьян Петрович сидел тогда на задней парте, не вмешиваясь в собрание, и огромная радость заливала ему сердце. Влажный блеск глаз он скрыл от ребят, опустив ниже голову.

Эти ли ребята всего год-полтора назад громили из рогаток двери его учительской?

И вот осенью, начав новый учебный год, Валерьян Петрович, старый, заслуженный педагог, медленно обходит обновленное, разбогатевшее здание такой буйной в недавнем прошлом школы. Заложив руки за спину, он стоит у окна, мечтательно глядя в далекое бархатное небо.

Да, долгие 28 лет тяжелой работы позади. Как мечтал он в начале работы, тогда еще совсем молодой учитель, вот о такой именно школе, где учитель и ученик связаны крепкими, неразрывными узами, где ученик — активнейший творец сегодняшнего дня, где он — полноправный, мыслящий, живой человек, а не единица в футляре.

Старая школа не знала этих буйно растущих кружков, старая школа не пестовала столько талантов. Старая школа не знала в своих стенах таких чудесных ребят.

… Тук-тук-тук… Тук-тук…

Валерьян Петрович вздрогнул от неожиданности. В нижнее стекло окна тихонько постукивали чьи-то смелые пальцы.

Распахнул окно.

— Кто здесь?

— Это я, товарищ заведующий, — Алеева. Ученица.

— Что тебе, дружок?

— Можно с вами поговорить? Я только не из вашей школы.

— Конечно, можно. Заходи.

— Меня ваша сторожиха не пускает.

— Иди, я скажу, чтобы пропустила, — улыбнулся Валерьян Петрович и пошел к выходной двери.

— Давайте лучше вот тут, на порожке поговорим.

Валерьян Петрович опустился на ступеньку. Перед ним белело серьезное лицо под шапкой густых кудрей. На лице широко распахнулись глаза.

— Ну, что у тебя стряслось?

— Вы хоть не наш заведующий, но я все-таки пришла к вам.

— Ну, ну, — ободрял Валерьян Петрович.

— Это я устроила драку с вашей школой.

— Ага. Помню теперь. Ты на линейку к нам приходила. Ну, ну. Что ж у тебя опять случилось?

— Товарищ заведующий, Паня-то ведь до сих пор не пришел! — с отчаянием произнесла Жеся. — А ведь прошло четыре месяца, даже больше. А вы знаете — у него модель была замечательная. Ее даже в Москву требовали. И потом — ведь сейчас полетят в стратосферу, а как же Панька? Он же не узнает. И его уже дядя Володя искал и не мог найти. А мать даже говорит, домой не пущу, если придет. Они его, товарищ заведывающий, очень били. Я даже на аэродроме тогда говорила, чтобы его нашли.

— Подожди, Алеева, — улыбаясь, мягко остановил девочку Валерьян Петрович. — Я только слышу два слова: «даже» и «уже», а понять ничего не могу. Ты говоришь о мальчике, которого после вашей драки побили дома и он ушел. Так?

Жеся в темноте кивнула головой.

— И его до сих пор не нашли. Так?

Опять кивок.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал?

Жеся схватила обеими руками плечо Валерьяна Петровича:

— Найдите его! Мне кажется, что он живет около собачьего питомника. Я проследила один раз, как он туда шел. Но было темно и я побоялась. Я его уже два раза видела, бежала за ним, а он убежал. Оба раза. Позавчера я взяла его модель и пошла туда, думала — он увидит ее и придет ко мне хоть поговорить. Но его не было. Я у беспризорников даже у всех спрашивала, только они такого не знают.

И совсем тихонько сказала:

— Мне ваши ребята — Костя Волкомеров сказал, что вы никогда не ругаете ребят. А Паню всегда наш заведующий ругал. И дома ругали. Вас бы он послушал.

— Давай, девочка, условимся так, — сказал тронутый учитель — я тебе обещать ничего не буду. Я только попытаюсь найти его. А что из этого выйдет — ничего сказать пока не могу. Ладно?

— Я буду наведываться к вам, хорошо?

— Конечно, конечно. Вообще, заходи в школу, у нас хорошие ребята, хорошие кружки. Вместе можете работать.

— Спасибо. Я пойду теперь. И вы не беспокойтесь, что ему жить будет негде: дядя Володя его примет к себе. Ну, пока.

— До свиданья, девочка.

Жеся ушла, а Валерьян Петрович долго еще сидел на ступеньках, вслушиваясь в шорохи городской ночи.

Ах, ребята, советские ребята, ребята советских школ!

Сердце — камень

— Иди ты, ничего не понимаешь!

— Сама ты не понимаешь. Ну, разве дымом можно наполнить шар?

— Конечно можно. Дым — легче воздуха, он поднимается в нем. Значит, можно наполнить.

— Вот жалко, Генки нет, а то бы он тебе об’яснил; Дым-то ведь — это сажа? А сажа тяжелей воздуха. Как же она, по-твоему, может подниматься?

— Она, ведь, летает?

— Так это ее ветром носит. И дымом никто не наполняет шаров, хоть сама прочитай вон в книжках.

— Тогда нечего было и стратостат клеить. Даром только время потратили.

— Так бы вот рассуждать, так совсем летать не надо. Надо придумать, чем наполнить.

— Вот, если бы в части связи водород был, — Сережа бы обязательно достал, ага?

— Да, так тебе и дали водород.

— Ну, а чем же тогда надувать?

— Давай, папу спросим.

— Может — велосипедным насосом можно?

— Бабка на горизонте. Спасайся, кто может!

Но тревога оказалась ложной: бабка тяжело протопала валенками по лестнице к Желтовым.

Жеся забеспокоилась:

— Кешка, ведь нам некуда шар деть. Давай, попробуем надуть хоть маленько. Знаешь, давай над тазом. Положим щепочек, еще чего-нибудь, а над дымом будем держать оболочку. Может что-нибудь и выйдет? Ну, не выйдет, тогда придумаем.