Крылья для землянки - [58]

Но ее позвоночник выглядел почти идеально, мышцы находились в нормальном тонусе, и придраться ни к чему он не смог. Виер убрал руки, преодолевая желание еще раз, просто так, дотронуться до чистой сливочной кожи, намного более светлой, чем у горианок.

— Садись, — сказал он и еще раз задержал взгляд на темных кудряшках: он не предполагал, что вьющиеся темные волосы на фоне светлой кожи могут выглядеть так сексуально. Возможно, если бы ему в невесты досталась эта землянка, вместо Лиски, все могло бы получиться гораздо лучше, внезапно подумал он. К тому же, Мария вела себя намного спокойнее и даже сейчас молча ждала, что он скажет — это вызывало симпатию.

— Твоя спина здорова, но я еще раз хотел бы объяснить, — даже более мягким тоном, чем с обычными пациентами, заговорил с ней Виер. — Это тяжелая многочасовая операция с тяжелым длинным восстановительным периодом, это занимает несколько недель, до двух месяцев. И даже если все получится идеально, крылья будут расти еще года три, а потом тебе много месяцев или даже лет придется учиться летать.

Мария кивнула, кротко глядя на него своими темными глазами. Виер снова вздохнул:

— И риски. Я должен рассказать тебе о рисках. Самый большой — это инфекция. Иммунитет у тебя не такой сильный, как у детей, а разрезы во время операции большие, и заживают долго, поскольку должны срастаться с инородной тканью. Крылья не стерильны — это живая ткань. Мы, конечно, берем анализы, но вероятность инфекции остается высокой. Кроме того, может начаться отторжение, и в самом плохом случае ты останешься без крыльев с поврежденными мышцами спины. Тогда до конца жизни возможны периодические боли при любых видах физической нагрузки, и останутся большие шрамы.

— Я читала, что это бывает редко, — робко заговорила землянка.

— У детей редко. У взрослых воспаление тканий — тридцать процентов всех случаев.

— Но ведь его можно вылечить.

— Если успеем. Если не начнется отторжение. Много «если» — риск высок, — решительно сказал он, несмотря на разочарование на ее лице. Он не имел никакого права успокаивать ее сейчас.

— А еще какие риски?

— Самый серьезный — подхватить несколько инфекций. Это, действительно, бывает очень редко. Но если вдруг это случиться, нам придется бороться за твою жизнь, — пояснил Виер, отводя глаза.

— Сколько таких случаев? — тихо спросила она.

— Мало. Тысячные процента. Такое случается раз в десять лет, не чаще.

— И пациента тогда хоронят? — спросила она еле слышно.

Виер посмотрел ей в глаза:

— Подумай еще раз. Тебе придется подписать документы, снимающие с клиники ответственность за подобные вещи.

Упрямая девчонка со сливочной кожей и огромными глазами вернулась на следующий же день, и Виеру пришлось готовить ее к операции. Он назначил ей курс специальных препаратов через капельницу, и сам не заметил, как стал просиживать рядом по пятнадцать-двадцать минут каждый день, разговаривая на горианском, мягко поправляя ошибки, расспрашивая о том, как идет ее адаптация на Горре и как она решилась на переезд на Земле.

Мария улыбалась ему доверчивой, детской улыбкой, рассказала, что чувствовала себя очень одиноко и без особых колебаний согласилась, когда ей предложили такую волшебную возможность.

— Правда, я сначала очень испугалась, — призналась она, опуская пушистые ресницы. — Все казались такими огромными и страшными… ну, знаешь, у вас на лицах почти нет эмоций…

— Знаю, — Виер послал телепатическую улыбку. — Но теперь ты ведь привыкла?

— Да, — закивала она и улыбнулась ему.

От ее улыбок у него дух захватывало. Он невольно сравнивал с Лиской, и удивлялся, как ему нравится в Марии все то, что в бывшей невесте раздражало, все эти земные штучки: улыбаться во весь рот, краснеть, и еще интригующий акцент — часами бы слушал, и даже в голову не пришло включать переводчик. Как бы трудно ни было понимание, сколько бы ошибок она не делала — он бы слушал и слушал.

Дней через пять ее анализ крови показал, что к операции она готова — оставалось лишь назначить время и оформить все бумаги. Пре-сезар Марии постоянно маячил поблизости, все больше выказывая нервозность, и Виеру иногда хотелось треснуть его чем-нибудь по голове: почему не отговорил ее?

Сам он пытался сделать это каждый день: так рисковать здоровьем ради крыльев ему казалось недопустимым, хотя земляне, конечно, были не первыми, кто решался на операцию во взрослом возрасте.

В день операции Виеру пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы не просидеть с ней всю капельницу, но он чувствовал необходимость сосредоточиться. Поэтому он зашел лишь под конец, чтобы подержать ее за холодную руку несколько секунд и сказать, что все будет хорошо. Ее переживания, наполненные страхом, здорово били по нервам: блоки Мария ставить еще не могла, и невольно выплескивала вовне все эмоции.

Когда она погрузилась в сон, он и еще два врача в операционной вздохнули с облегчением. А потом время словно остановилось, начиная с первого разреза скальпелем. И не шло, пока они все не закончили.

Когда Мария очнулась после операции посреди ночи, Виер первым оказался рядом. Ее пре-сезар, сам бескрылый, улетел домой на транспортере, чтобы переодеться, медсестер дежурило мало, и он вызвался посидеть рядом.