Тем не менее Шакман погнал посыльного за Биктимиром. Пусть нельзя взять дегтевара с собой, но не лишне выспросить все, что он знает о бывшем своем племени. Да, не лишне. Пригодится.
Турэ есть турэ. Не приличествует ему отправляться в путь без сопровождающих. Должны быть охранники, чтобы недреманно оберегали его безопасность, слуги, чтобы суетились рядом, гонцы, чтобы срывались с места по первому слову. Иначе достоинство турэ принизится, люди будут смотреть на него без надлежащего почтения…
Решив, кого взять с собой, — в свиту помимо охранников, слуг и гонцов был включен также повар, — Шакман велел готовиться к отъезду и прилег в юрте в ожидании Биктимира.
Но дегтевара в его лачуге посыльный не нашел. Выяснилось, что он не вернулся из похода на енейцев. Отстал, поскольку тащился при волокуше с бочонком смолы, и не вернулся.
— Как не вернулся?! Даже коровьим шагом давно можно было добрести… Поищите-ка еще! — распорядился предводитель.
Поискали. Не нашли.
Шакман выехал к ирехтынцам, не осуществив намерения поговорить с Биктимиром. И вообще увидеть силача-дегтевара на тамьянской земле больше ему не довелось.
Еще в пути Шакман узнал, что Асылгужу-тархана уже похоронили.
Сообщили ему об этом два ирехтынца, охотившиеся не то на зверя, не то на дичь. Шакман остановил коня, чтобы расспросить охотников, выяснить, как обстоят дела в племени, но у тех языки не сразу развязались. Выглядели они изможденными, смотрели на тамьянцев хмуро. Хмурость эта объяснялась скорее нелегкой жизнью, нежели горем в связи с кончиной главы племени.
Хотя охотники отозвались на приветствие холодно, Шакман заговорил с ними в дружелюбном тоне.
— Турэ ваш, оказывается, умер, — сказал он, якобы выражая сочувствие. — Тяжелые дни переживаете вы, братцы, помоги вам аллах!
— Нам, агай, и до его смерти было не легче.
— Насчет нового хозяина ничего не слышали? — спросил Шакман, оставив дерзкий ответ без внимания. — Что думают ваши акхакалы? В чьи руки намерены передать судьбу племени?.
— Откуда нам знать? Такие дела делаются без нас, — сказал один из охотников.
— В чьи бы руки ни передали, — добавил другой, — нам все одно — спину гнуть. Людям вроде нас пользы не будет. Нищий останется нищим…
В душе Шакмана шевельнулась злость. Подумалось: неужто и тамьянцы повели бы себя так, если бы участь Асылгужи постигла его? Нет, такого в его племени быть не может! Видно, Асылгужа, несмотря на звание тархана, был слаб, вот и распустились его людишки. В этом все дело. Настоящий турэ должен знать, что говорят, даже — что думают о нем в народе. И предупреждать злоязычие. Коль надо, и пресекать. Только того, кто заботится о племени и в то же время держит его на коротком поводке, как Шакман, люди почитают. Что там почитают! Готовы на руках носить!..
— Когда покойного предадут земле?
— Уже похоронили…
Шакман больше ни о чем не стал спрашивать. Тронул коня пятками, поехал дальше. Как отара за вожаком, сопровождающие молча двинулись за ним.
Теперь Шакмана обеспокоил вопрос, где остановиться. У кара-табынцев, примкнувших к ирехтынцам, или у коренных ирехтынцев? Исянгула предпочесть или кого-нибудь из приближенных Асылгужи, того же Авдеяка?
Выгодней, пожалуй, оказать честь Исянгулу. Его род привязан к племени Ирехты, можно сказать, тонкой ниточкой. В напряженной обстановке ниточка может оборваться. Скажем, кара-табынцы возьмут да отчалят от племени, с которым не ладят. Но опять же, подобно человеку, плывущему в лодке, когда-нибудь они вынуждены будут куда-то причалить. Род, не имеющий своего клича, не может существовать самостоятельно. Его тут же проглотят. Или он сам должен признать власть какого-либо большого племени. Так почему бы Исянгулу не попросить прибежища у племени Тамьян? Да-да, именно у племени Тамьян, которым твердой рукой правит Шакман!
Чтобы склонить главу кара-табынцев к этой мысли, и надо поехать прямо к нему. А потом вместе с ним, приняв вид скорбящего по поводу безвременной кончины Асылгужи-тархана, побывать в главном становище ирехтынцев. Там, пока мулла пропоет свои молитвы, кинуть в душу Исянгула семя надежды на лучшую жизнь у тамьянцев.
Возможно, придется даже пригласить его в гости. Пусть приедет, пусть убедится, что тамьянский турэ не только богат и силен, но и гостеприимен. Обласкав его, можно будет перетянуть к себе и весь его род.
Шакман уже решил было направить коня к становищу кара-табынцев, но вдруг засомневался: правильно ли он поступит? Исянгул для этой земли — пришлый, чужак, а покойный Асылгужа — коренной ирехтынец. Поминки справят в главном становище племени. Прилично ли будет явиться туда в качестве гостя Исянгула? Нет! Так, пожалуй, унизишь себя перед другими знатными людьми, приехавшими на поминальный обряд.
— Правь к их главному становищу, ты дорогу знаешь, — сказал Шакман, обернувшись к мулле Апкадиру.
— Оно там, за Иком. — Мулла показал рукой в сторону приречных зарослей, над которыми высились осокори. — Их становище верней будет назвать деревней. Ирехтынцы большей частью живут в избах.
— В избах так избах. Только я ничего там что-то не вижу.
— Деревья заслоняют…
