Крыло беркута. Книга 1 - [47]

Поразмыслив, Шакман пришел к решению совершить набег на енейцев с частью батыров, оставив другую часть для охраны своей земли.

Подготовка к походу потребовала участия муллы. С практической точки зрения его напутствие представлялось полезным. Освятив предстоящее дело религиозной церемонией, мулла должен был оправдать его необходимость в глазах народа и, самое главное, именем аллаха укрепить в участниках похода уверенность в успехе.

Мулла, помня недавно преподанный ему урок, изо всех сил старался угодить предводителю. Когда Шакман сообщил ему о своем замысле, Апкадир, приложив обе руки к груди, выражая высочайшую почтительность, сказал:

— Позволь, турэкей, заметить: в «Книге истории» по твоему повелению я написал, что к енейцам сначала были посланы послы.

— А ведь и верно, — вспомнил Шакман.

— Может, так и сделаешь? Может, Байгубак согласится уступить захваченный у сынгранцев скот без боя? Я, мой турэ, боюсь кровопролития…

В льстивых словах хитреца был резон. Предводитель согласился с ним, отложил выступление в поход и тут же снарядил посольство.

Посол — лицо значительное. Для переговоров Шакман должен был направить кого-нибудь из знатных людей, главу рода или аймака. Но из пренебрежения к Байгубаку он послал к енейцам обыкновенного воина, правда, разбитного, языкастого человека, дав ему в товарищи двух армаев. На случай, если Байгубак сразу согласится вернуть скот сынгранцев, поехали с послом еще и два пастуха.

Затея эта в общем-то заранее была обречена на неудачу. Узнав, что за люди прибыли от Шакмана, Байгубак высокомерно отказался встретиться с ними, велел завернуть посольство обратно. Посол через слугу передал ему: «Ежели турэ не выслушает нас, то услышит боевой клич тамьянцев». Лишь после этого предводитель енейцев оказал:

— Пусть войдут!

Байгубак полулежал, облокотившись на подушку. Когда посольство вошло в юрту, он не пошевельнулся, не поднял взгляда, не ответил на приветствие.

— Говорите!

Посол, не получив ответа на приветствие, повторил непривычное для него, звучащее чаще всего в устах турэ и муллы слово «ассалямагалейкум», — теперь уже погромче.

— Я не тугоухий! — резко бросил Байгубак. — Говори о деле!

— Послы не подлежат казни! — начал тамьянский воин с общепринятой посольской формулы. — Я открыто скажу то, что должен сказать. Мы пришли не с войной, а с миром. Наш турэ велел передать: «Пусть Байгубак вернет скот, отнятый у племени моего свата и по праву принадлежащий тамьянцам».

— Скажи своему турэ: мы добыли скот в бою и пригнали не для тамьянцев. У нас нет лишнего скота.

— Твоя воля, почтенный турэ. Но раз ты не согласен вернуть добром, скот будет отобран силой.

— Против силы найдется сила. Я в состоянии защитить свое племя и свой скот. Я заставлю твоего турэ склонить голову. Не захочет сам склонить — сломаю ему шею. Так ему и передай!

— Послы не подлежат казни, турэ. Я должен сказать: кто кому сломает шею — знает лишь аллах. Глава тамьянцев не простит тебе твоих слов. Гнев его обрушится на твое племя. Прольется кровь, прольются слезы, но он отнимет у тебя то, что должно принадлежать ему.

Байгубак вскочил. Возможно, он наговорил бы немало едких, оскорбительных для Шакмана слов. Возможно, нарушив обычай, он велел бы выпороть дерзкого посла. Но пока он соображал, что сказать, как поступить, тамьянцы повернулись и вышли из юрты. Оставленные при конях пастухи поспешно двинулись им навстречу. Байгубак, выглянув из юрты, увидел удаляющееся посольство уже на расстоянии полета стрелы.

Послы не подлежат казни, неписаным законом они ограждены от немедленной расправы, но не ограждены от недоброго к ним отношения, злобных взглядов. Тяжела ноша посла, в особенности тогда, когда ему поручается неправедное дело. Посол стремится изложить суть дела в сдержанных выражениях, но все равно получает грубый, оскорбительный ответ. Дважды должен он унять душевную дрожь: слушая этот ответ, а затем передавая его своему повелителю.

Тамьянский воин, исполнивший миссию посла, сам человек грубый и прямой, — даже он, передавая Шакману слова енейского предводителя, счел нужным смягчить их. И все-таки привел своего турэ в ярость. Шакман слушал его, сжав зубы, стараясь сохранить невозмутимый вид, но не выдержал, взорвался, громко выкрикнул:

— Тутыя!

Боевой клич племени тут же был подхвачен и многократно повторен.

Шакман-турэ задыхался от ярости:

— Я не только отберу скот — уничтожу племя этой собаки! В пепел все превращу! Тутыя!.. Найдите Биктимира, он пойдет с батырами…

23

Давно не раздавался клич «Тутыя!» Когда разнесся он по тамьянской земле, народ на некоторое время притих в растерянности, не враз пришел в движение. В самом деле, чересчур спокойное течение жизни уже породило в людях беспечность, клич прогремел для многих громом с ясного неба. Кроме дозорных, оказавшихся поблизости от юрты предводителя, никто не проявил достаточного проворства — к месту общего сбора воины поспешали не торопясь.

— Где остальные? — кричал Шакман гневно. — Что это за воины! Я велел позвать Биктимира — где он?..

Гонцы и порученцы предводителя метались, поторапливая тех, кто медлил. Один за другим к месту сбора подъезжали вооруженные мужчины и, увидев, что сам турэ еще не сел в седло, обрадованно соскакивали на землю, становились в строй, держа коня под уздцы.